Проклятие рода

Агрикола резко обернулся, услышав голос Кнута Юхансена. Боже, наконец-то. Епископ поспешно сделал навстречу несколько шагов, и они обнялись. Вернулся! Живой!

- Canutus! Gaudeo, gaudeo! – Воскликнул епископ, сразу перейдя на латынь, позволяющую отбросить в сторону условности этикета и обращаться между собой на «ты». – Дружище, - Агрикола чуть отстранился и внимательно посмотрел на настоятеля собора, охватил взглядом и серую от дорожной пыли одежду, и его исхудавшее, давно не бритое лицо, - ты сильно сдал. Полагаю, поездка была крайне тяжелой. – Епископ жестом пригласил Кнута сесть, сел сам и продолжил разговор по-прежнему на латыни:

- Хоть ты и валишься с ног от усталости, но прости нетерпение старого друга – хочу знать с какими вестями ты прибыл. Ты уже был у принца?

Юханссон вздохнул, измученно улыбнулся и мотнул головой.

- Нет, я предпочел сперва заглянуть к тебе, преосвященство. – Настоятель потер рукой подбородок, отчего щетина освободилась от пыли, блеснула серебром седины, лицо стало выглядеть еще больше изможденным, покрытым сеткой глубоких морщин.

- Скажи, Канутус: Да или нет?

- Да! – Кивнул головой священник.

- Отлично! – Агрикола даже прихлопнул себя по коленям. – Как тебе это удалось?

- Потому что верую во Святую, кафолическую и апостольскую церковь! – Усмехнулся Юханссон.

- «Господь обитает в доброй душе…» - Епископ покачал головой.

Юханссон подхватил:

- «В злой же душе живет нечистый дух».

И оба рассмеялись. Кнут продолжил:

- Две недели назад я получил окончательный ответ от их канцлера…, - Юханссон наморщил лоб, что-то вспоминая, потом кивнул, - нет, ошибаюсь, это был не канцлер, с ним я тоже встречался, но в последний раз был другой чиновник, в чьем ведении сношения с посольствами и иными государствами, … Вис…, Иоанн Висковатый . Да, его звали, как великого князя, Иоанном. Он отказал от имени своего правителя в прямом общении с нашим королем, но подтвердил согласие на прием посольства, так как великий князь готов прекратить кровопролитие, если король свои гордостные мысли оставит. – Кнут опять задумался и подтвердил. – Да, именно так он и выразился. Если же в мыслях у Густава по-прежнему не ссылаться с новгородскими наместниками, то пусть посольство не шлет. Такова воля их правителя, сказал Вис…, Вис… - с трудом давались настоятелю сложные имена, - глава Посольской канцелярии или, как называют московиты - приказа.

- Кнут, ты совершил великое деяние, достиг главного - их согласия на переговоры о мире, на прием посольства. Все убеждения великого князя относительно гордости или смирения Густава оставим на потом. На мой взгляд, не стоит эту последнюю фразу московитского чиновника передавать королю. Незачем испытывать его терпение. Кого только Густав отправит в Москву? – В свою очередь задумался Агрикола. – Смогут ли эти люди?

- Не завидую я им. – Тихо отозвался Юханссон, закрыл глаза и, скрестив пальцы рук, опустил на них голову, словно задремал.

В кабинете наступило молчание. Микаэль, не тревожа уставшего посланника, обдумывал услышанное, повторяя себе, что главное - противник склоняется к миру. Гордость Густава вторична. Король не может не понимать, что продолжение войны чревато новыми бедствиями и разорениями. А у него под боком извечный противник - Дания. Надеюсь, что это его образумит.

- Пора в замок. – Прервал паузу Юханссон, не открывая глаза.

- Да, мой друг. Я признателен тебе за то, что счел нужным навестить первым меня. Господь не оставит тебя за все то добро, что ты принес нашей несчастной Родине.

Кнут резко сбросил с себя сонное оцепенение, открыл глаза, резко поднялся, поклонился епископу.

- Преосвященство!

- Иди, мой друг. После, когда отдохнешь, мы соберем капитул и побеседуем обстоятельно.

Как только дверь закрылась за настоятелем, Агрикола поднялся, вновь подошел к окну, распахнул створки и вместе с теплым августовским воздухом в помещение ворвались звуки внешнего мира. Знакомая картина. Епископ закрыл глаза и вслушался. Шаги прохожих, грохот колес по брусчатке, скрип тележных осей, обрывки разговоров, лай собак, детский смех, и стук собственной крови в висках. Сегодня день Святого Варфоломея. Это он усомнился: «Из Назарета может ли быть что-то доброе?». Христос отозвался: «Вот подлинный израильтянин, в котором нет лукавства. Отныне будешь ты видеть небо отверстым и ангелов Божьих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому». Много позже, распятый вниз головой, Варфоломей не прекращал свои проповеди до тех пор, пока не был обезглавлен язычниками. Агрикола почему-то не испытывал сейчас даже тени сомнении в том, что ему предстоит отправляться в Московию. Не было и страха, только кровь продолжала стучать в висках – смогу ли? «Что ведал я, Сын Человеческий…».