Проклятие рода

- А проверять не стали? – спросил недоверчивый Потата. Его бледное лицо с выступающими скулами скрывалось под черными, свисающими на лоб волосами и рыжей бородой, как будто за двумя кочками, причем над ушами черные и рыжие волосы перемешивались. Глаза были прищурены, черные, живые. Сперва, могло показаться, что они все примечают, но приглядевшись, возникало ощущение, что они никуда и ни на что не смотрят.

- Что? Ты что дьяк? Бога побойся! – замахал сухонькими ручонками игуменья. – Могилу вскрывать? Грех это страшный!

- Да! – Согласился Рак, мужчина с крупным лицом и тяжелым подбородком, которые не могли укрыть ни тощая борода, ни редкие тусклые волосы. Маленькие серые, быстрые и не подпускающие к себе глазки, смотрели насторожено: – Значит, сама все видела, матушка? – Хороших помощников выбрал себе Захарьин… Цепких, как псы натасканные, скользких, как угри ливонские, спокойных и мудрых, как филины столетние, но ядовитых, как гадюки лесные…

- Сама! Все сама. Самолично стояла подле могилы! – закивала старуха.

- Ну да и ладно! – Переглянулись дьяки. Спешить надобно. Весть, кажись, хорошая. Был младенец, да нету теперь его!

На крыльцо вышли. Стояли небо осеннее рассматривали. Журавли высоко клином шли.

- Я вот что думаю, Федор…, - молвил, наконец, Путятин.

- Сказывай. – Посмотрел на него Рак.

- Могилку-то вскрыть надобно! Грех, не грех, великому князю вся правда нужна! Коли, что не так, наши головы полетят.

Не ответил Федор, но головой покачал в согласии. Ночью плотника наняли, целый рубль не пожалели на святотатство. Тот отнекивался сперва, но деньги пересилили. Откопал сперва, потом гробик наверх вытащил. Сам выбрался.

- Давай, давай! – Дьяки поторапливали.

Плотник поднатужился, заскрипели доски под топором, отворилась крышка. Путятин шагнул вперед, знаком показал – отойди! Сам, перекрестившись, руку сунул, пощупал боязливо. Потом достал решительно, тряпье развернул, показал Раку.

Тот охнул:

- Полено!

- То-то! – Кивнул Потата. И плотнику. – Засыпай обратно, что все, как было. И язык за зубами! – Тот затряс головой, слово молвить боялся.

Дьяки отошли в сторонку.

- А был ли вовсе младенец, что думаешь, Григорий? – шепотом спросил Рак Потату. – Может чего померещилось дуре-игуменье?

- Был ли, не был. Мы что с тобой видели? Полено! Вот о том и донесем государю! Может… Соломония того… - покрутил рукой у головы, - разумом повредилась… сколь лет ждали они с князем… Вот и привиделось ей! Полено взяла и на руках качала. А монахини… - махнул рукой, - что с них взять, дуры богомольные, поверили, растрезвонили.

- Ох, не нравиться мне все это!

- Кому понравиться?

- Хотя слыхал я про такое… - задумчиво произнес Рак.

- Какое?

- Ходит баба, ходит… коли ребенка очень хочет… а Господь не дает!

- Ну и… не тяни, Федор!

- Пузо расти у нее начинает… а в срок ничего не урождается. Так и ходит дальше с пузом… Может и прав ты? С Соломонией тако же приключилось? А потом и разумом повредиться недолго…

- Ладно. С этим-то что? – украдкой показал Потата на плотника, завершавшего уже свою работу.

- А вот что! Постой-ка здесь, посмотри! – Ответил Рак, отошел в сторону, подозвал одного из сынов боярских, что в охране с ними были. На плотника тайком показал:

- Закончит, все восстановит, убей! Но тихо! Потом за ворота и в реку! У него рубль есть – себе возьмешь. Понял?

- Чего не понять! Исполним! – Ответил ко всему привычный воин и шмыгнул в темноту. Рак вернулся к Путятину. Дьяки постояли, убедились, что плотник все исполнил, как надо. Тот распрямился, замер ненадолго над могилкой, перекрестился, и зашагал куда-то в темноту, унося на плече нехитрый инструмент. Через несколько мгновений лишь тихий стон донесся. Все было кончено. Дьяки заторопились на Москву.

Рухнули в ноги великому князю посланники. Боясь в глаза заглянуть, все поведали, что видели. Василий сидел в задумчивости, подбородок выбритый тер – бороду-то сбрил в угоду Елене, ухватиться не за что. Вездесущий Захарьин молвил:

- Что не делается, государь, все к лучшему! Был ли младенец, нет ли… уже нет точно! Раз полено в гроб запихали! Думаю, разжалобить хотела тебя сестра София, а может игрище какое устроила…

- Ведовство? – нахмурился князь.

- Нет… - покачал головой боярин. – Думаю, от расстройства сильного, умом чуть повредилась монахиня… Вот и привиделось ей… Будто на сносях была.

Василий молчал.

- А теперь, государь, в знак вестей добрых, и своего благоволения, отпиши ты для Соло…, - поправился, - для сестры Софию деревеньку какую… Дескать помнишь ее, и не со зла все сделано, а за ради всей земли русской. А коль и случилось, что там… неведомое… был, не был…, то в утешение ей деревеньку, что опалы нет твоей на ней, дабы век свой безбедно доживала…

- Так был кто? – Поднял голову Василий.

- То без разницы теперь, великий князь! – Терпеливо повторил Захарьин. – Забудь! Полено было деревянное! Что они…, – на дьяков, в ногах государя валявшихся, показал, - пред твоими светлыми очами напраслину городить будут?