Проклятие рода

На широких досках с большими вырубленными аккуратно топорами отверстиях сидели двое – ее муж Калле и зять Олле. Дверь в сие заведение отсутствовала, поэтому старуха тут же приметила пропавшего муженька, который сидел с краю, и его голова торчала в пустом дверном проеме.

- Два бездельника! – Обрушилась она на мужчин. – Что Господь одного дурака дал – мужа, так и дочке такого же послал.

Оба торопливо слезли со своего удобного сиденья и натягивали штаны.

- Я кому говорили отправиться за дровами? – Грозно вопросила Барбро, переводя взгляд с мужа на зятя и обратно. Мужчины быстро переглянулись, но решили промолчать. Красное, опухшее лицо старухи, стало почти фиолетовым от злости. Большой мясистый нос затрясся, рот открылся, обнажив несколько гнилых клыков – все, что оставила жизнь этой пьянчужке, казалось еще мгновение и старуха изрыгнет такое количество ругательств, которые просто смоют обоих мужчин и утопят в поганой яме, что была у них под ногами, за досками пола. Но крикнуть она не успела. Опередили!

- Мать! – раздался позади визгливый голос Илве, дочери Барбро и Калле. – Иди сюда скорее!

Старуха захлопнула свою пасть, плюнула под ноги мужчинам так смачно, что оба вздрогнули, и тяжело повернувшись на месте, шагнула на зов дочери.

- Что там еще? – пробормотала недовольно. Илва, худощавая девица с заостренным носом и прыщавым лицом, стояла посреди их двора и разговаривала с какой-то незнакомой хорошо одетой, правда во все черное, молодой женщиной. Рядом стояла повозка, запряженная парой добрых коней. На повозке что-то было загружено – старуха издалека не могла разглядеть, но узрела мальчика, лет пяти, одетого так же, как и та женщина, во все черное.

- Мать! – Опять визгливо выкликнула Илва, нервно теребя руками грязный фартук. – Ну, иди же сюда!

- Заткнись, потаскуха! Не видишь, иду! – огрызнулась Барбро родной дочери. На что та развернулась, и, уперев руки в бока, ответила:

- Своему зятьку засранцу скажи спасибо! Вместо того, чтоб женой своей заниматься, он с выжившим из ума Калле готов целый день в нужнике просиживать. Чтоб у него кишки все повылазили, коль другое никак не может!

- Заткнись, дура! – Мать еще раз осадила дочку и приблизилась вплотную к приезжим.

- Господи, куда мы попали? – С ужасом думала Улла, лицезревшая все эту дикую сцену. – Надо поскорее похоронить Свена и возвращаться. Видимо это и есть его сестра Барбро. Он говорил ее надо опасаться…

- Ну и кто это к нам пожаловал… - Выцветшие поросячьи глазки старухи уставились на Уллу из-под насупленных бровей. От Барбры сильно пахло перегаром и какими-то нечистотами, видимо от давно немытого тела. Улла даже достала небольшой белый платок и поднесла к носу. Запах был просто невыносим. Вслед за матерью теперь и Илва буравила девушку недобрым холодным взглядом. – Ну? – Старуха повторила вопрос.

- Улла Нильсон, госпожа… - Любава замялась. Ей было никак не вспомнить фамилию сестры Свена.

- Госпожа? – Удивилась старуха и вдруг захохотала, трясясь всей своей мужеподобной фигурой. Его мясистый подбородок из нескольких жировых складок, завершавший квадратное лицо, ее сизый прямой нос, с кроваво-красными прожилками, все заходило, затрепетало, изображая высшую степень веселья. Подвизгивая, ей вторила дочка, лет сорока - сплошные кости с плоским задом и совсем незаметными грудями. Ее грязный платок сбился назад, обнажая волосы, непонятного первоначального цвета, но темные от пропитавшего их сала и копоти. – Госпожа…. Ха-ха-ха….

Внезапно смех старухи прекратился, и она впилась глазами в девушку:

- Как ты себя назвала? Повтори! – Приказала.

- Улла Нильсон. – Вновь ответила.

- Нильсон? – Переспросила старуха, обходя ее кругом и рассматривая повнимательнее. – Дочка что ль, братца моего? А сам где, черт пропавший?

- Жена… - Еще тише произнесла Улла и опустила глаза вниз, мечтая о том, чтоб этот унизительный допрос поскорее закончился.

- Жена? – Ахнула изумленно старуха и быстро переглянулась с дочерью. Та открыла рот и застыла.

- А Свен умер… - не поднимая глаз, продолжила Улла, - просил похоронить его на родине, вот я и привезла его… - рукой показала на большой ящик, что был загружен на повозку.

- Значит, это… - толстый грязный палец старухи пополз вверх, - останки моего чертова братца? Сдох, что ли?

Улла кивнула головой, и не смогла произнести ни слова, лишь одинокая слеза скатилась по ее щеке.

- А это щенок? – Старуха не унималась, ее палец так и торчал в воздухе.

- Это наш сын Бенгт. – еле выдавила из себя Улла.

Старуха хмыкнула и обошла повозку, теперь разглядывая малыша.

- Ну-ка, иди сюда! – И протянув руки, почти сдернула мальчика на землю. Улла было рванулась к ним, но старуха цепко держала Бенгта в руках. Она сдернула с него аккуратную маленькую шапочку, и черные длинные кудри рассыпались по плечам малыша. Бенгт ничего не понимал и растерянно смотрел то на мать, то на странную старуху.