Улыбка Умегата стала печальной.
– Для вас – только правда. Полагаю, имена не столь важны. Это было целую жизнь назад. Когда я был молодым лордом на архипелаге, я влюбился.
– И молодые лорды, и молодые простолюдины влюбляются повсюду.
– Моему любимому было тогда около тридцати. Человек ясного ума и доброго сердца.
– О нет. Только не на архипелаге!
– Именно. Тогда я не интересовался религией, а он был тайным приверженцем Пятибожия. Мы собирались вместе бежать. Я добрался до корабля в Браджар, он – нет. Я плохо переносил путешествие – всю дорогу мучился от морской болезни и страдал от отчаяния. Тогда, думаю, я научился молиться. Я еще надеялся, что он доберется до Браджара на следующем судне, и мы встретимся в портовом городе, куда и собирались плыть изначально. И только через год, от нашего общего знакомого, рокнарского торговца, я узнал, как мой друг встретил смерть.
Кэсерил взял чашку.
– Как обычно?
– О да. Гениталии, большие пальцы рук – чтобы не мог показывать образ пятого бога… – Умегат дотронулся до лба, солнечного сплетения, пупка и сердца, прижав большой палец к ладони изнутри в жесте Четырехбожия, – большой палец символизировал Бастарда. – Они оставили язык, чтобы он мог предать своих товарищей. Он никого не предал. И после долгих пыток принял смерть на виселице.
Кэсерил коснулся лба, губ, солнечного сплетения, пупка и прижал ладонь с широко разведенными пальцами к сердцу.
– Соболезную.
Умегат кивнул.
– Я долго думал обо всем это. То есть тогда, когда не напивался до потери сознания, и меня не выворачивало наизнанку, и я не впадал в отупение. Да, юность… Все дается непросто. Наконец однажды я подошел к храму и вступил внутрь, – он вздохнул. – Орден Бастарда принял меня. Бездомному дали дом, одинокому – друзей, отверженному – честь. И работу. Я был… очарован.
«Настоятель храма». Умегат опустил кое-какие детали, понял Кэсерил. Сорок лет или около того. Не было ничего удивительного в том, что энергичный, умный, целеустремленный человек поднялся до такого уровня по иерархической лестнице храма. Непонятно лишь, откуда взялось это сияние вокруг его тела, словно свет полной луны над снежной равниной.
– Хорошо. Чудесно. Замечательная работа – сиротские приюты, расследования… А теперь объясните все же, почему вы светитесь, – вина он явно перебрал. И даже более того.
Умегат потер шею и слегка потянул себя за косу.
– Вы понимаете, что значит быть святым?
Кэсерил откашлялся, почувствовав себя неуютно.
– Ну, вы, должно быть, весьма добродетельны.
– На самом деле нет. Необязательно быть добрым. Или хорошим, – Умегат криво ухмыльнулся. – Согласитесь, жизненный опыт меняет человека. Материальные устремления становятся несущественными. В конечном итоге наскучивают и гордыня, и тщеславие, и жадность.
– А страсть?
Умегат просветлел.
– Рад успокоить, что страсти почти не страдают. Или, точнее, любовь, – Умегат осушил свою чашку. – Боги любят женщин и мужчин, обладающих великой душой, как художник любит тонкий мрамор. Но это не результат добродетели. Это воля. Воля – вот резец и молоток. Кто-нибудь показывал вам классическую церемонию чаши по Ордоллу?
– Это когда настоятель весь обливается водой? Впервые я услышал об этом, когда мне было десять лет. Тогда меня очень забавляло, что он обольет себе туфли, но мне было всего десять. Боюсь, наш настоятель храма в Кэсериле был склонен к безделью.
– Ну так посмотрите, вряд ли вы заскучаете, – Умегат перевернул пустую чашку донышком вверх и поставил ее на стол. – Человек обладает свободной волей. Богам нельзя вмешиваться в это. Сейчас я налью вино в чашку через донышко.
– Нет, не тратьте вино! – запротестовал Кэсерил, когда Умегат потянулся за кувшином. – Я видел это раньше. Умегат ухмыльнулся и сел обратно.
– Но вы понимаете, насколько бессильными могут быть боги, если самый низкий раб способен изгнать их из сердца? А если из своего сердца, то и из мира вообще – ведь боги могут добраться до мира только через живые души. Если бы боги смогли проникать, куда им заблагорассудится, люди стали бы обычными марионетками. Только если богу удается найти такой вход – каковой может быть предоставлен ему человеком, призывающим его по доброй воле, – бог может влиять на этот мир. Иногда богам удается проникнуть сюда через разум животных, но это довольно трудно. А иногда, – Умегат снова поставил чашку на донышко и поднял кувшин, – иногда человеку позволяется открыть богам свою душу и дать им возможность прийти в наш мир, – он наполнил свою чашку. – Святой – это не добродетельная душа, а пустая. Он – или она – по собственному желанию отдает свою волю избранному богу, – поднеся чашку к губам, Умегат взглянул поверх нее на Кэсерила. Затем выпил. – Вашему настоятелю следовало использовать не воду. Вода не оказывает должного эффекта. Вино. Или кровь. Какая-нибудь более существенная жидкость.
– Хм… – выдавил Кэсерил.