Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

— С Герасимом я договорюсь. Он мне должен, — Митрий снова облизнулся, подмигнул Мартину, и пошёл прочь.

Васса, её сын и свидетели беседы, сидевшие за оградой, долго взирали монаху во след. А когда святой отец скрылся из виду, и пространство снова наполнилось летающими конскими лепёшкам, вдруг распахнулась соседняя калитка. Из неё выскочила белобрысая пацанка и с такой яростью наорала на мальчишек, что те позорно бежали. Батый с Мамаем были посрамлены.

А вечером в хлев к ведьме впервые за несколько лет зашёл Герасим, и не только разрешил поход в лес к отцу Митрию, но и велел передать монаху поклон и котомку, в которую настрого запретил заглядывать и ни в коем случае не мочить. В тот момент казалось, что Господь и впрямь повернулся к двум несчастным созданиям своим прекрасным лицом.

Глава вторая. Надежда

Майя 23 дня 1723 года, лесной скит близ истока ручья

Начиналось самое счастливое лето в жизни Мартина. Они с матерью шли к лесному скиту отца Митрия свозь доцветающий лес. Местами земля была ещё сыра, но тропа к месту обитания монаха находился в лучшем состоянии, чем проезжая дорога. Через канавы заботливо перекинули брёвна, торчащие ветки и сучья — подрубили. Дорога предстояла неблизкая, но необременительная. Всё говорило о том, что селяне ходят сюда много и часто, и отшельничество Митрия — очень условно. Ведь монах находился в лесу только летом, а когда ложился снег — отправлялся зимовать в Преображенское. В холодное время здесь без охоты и без дров не выживали даже истовые схимники.

Митрий был жизнелюбивым и мудрым одновременно, не напуская на себя монашеской мрачности. За это его и любили крестьяне. Между молитвами он собирал целебные растения и корешки — коллекции зелий в его землянке мог позавидовать любой знахарь-травник (и не только травник). К отшельнику приходили за лечением, благословлением и просто за житейским советом. Митрий не отказывал никому. Единственное, просил не тревожить его по воскресеньям, когда он придавался мыслям о Боге. Эту просьбу уважали даже разбойники — их среди друзей монаха, как говорили, тоже хватало.

Сельский поп Савва отчаянно ревновал своих прихожан к деятельному отшельнику и писал на него жалобы, куда только мог. Но ни одна из этих кляуз (кажется) успеха не возымела. А поток паломников к Митрию не иссякал. Не то, чтобы его скит был проходным двором, но монах в своём лесном уголке не скучал и, что важно, — не голодал, хотя и соблюдал все посты и причитающиеся его сану ограничения. Каждый гость считал своим долгом принести в лес что-то съестное или нужную в хозяйстве вещь. У разбойников вещи были краденными, но монах не брезговал.

Весь скит состоял из часовенки, которая была деревянной беседкой с крестом в навершие, и жилой полуземлянки. К ней и вышли Васса с Мартином в конце своего пути. Начинался день святого праздника Вознесения Господня, но в другое время скотнице было не вырваться — только по воскресеньям её не заваливали домашними делами.

Митрий если и был недоволен неурочным визитом, виду не подал. И даже велел (хотя и с сожалением) отказаться от церемоний с целованием рук. Герасимову котомку он куда-то забросил, а потом вывалил рухлядь на свежую траву, предоставив возможность тщательно её осмотреть. И под конец — накормил невероятно вкусной похлёбкой. Такой Мартин никогда не пробовал, ведь его детство проходило впроголодь.

После еды Васса и в скиту нашла себе работу. Трудиться в праздник — грех, но монах только что переехал, и его жилище нуждалось в срочной уборке. Сам Митрий к поддержанию чистоты был не приспособлен. Пока мать приводила землянку в порядок, мальчик рассматривал разбросанные повсюду книги — они считались драгоценностью даже по уездным меркам. Толстые обложки с защёлками были покрыты не менее толстым слоем пыли и плесени. Мартин рисовал пальцем на одном из огромных фолиантов, когда к нему подкрался монах.

— Умеешь читать?

— Не…

— А хочешь научиться?

— Не…

— Почему?

— Дед Герасим говорит: «Многой мудрости — многия печаля»9.

— Много знаешь о печалях?

— Не…

— И всегда делаешь то, что тебе говорит дед?

— Не…

— Так будем учиться?

— Будем.

— Тогда не хватай книгу сразу — это же священные писания. Я видел у твоей матери крестик, а у тебя — нет. Ты вообще крещён?

Они пошли к ручью. Чтобы ослабить атаки комариных полчищ, скит располагался не на берегу, а примерно в ста саженях от него. Нужно было немного пробежать вниз по склону — извилистая тропа выводила на небольшие мостки. Исток был ещё полон весенней силы и яростно бился о камни. Сверху на пришельцев пялилась пара сотен беличьих газ.

Монах велел Мартину раздеться до пояса, а потом долго бормотал молитвы, крестился сам и накладывал знамения на мальчика. Парню стало скучно, но тут Митрий резко развернул его спиной, подсёк ноги, схватил за шею и с криком «Аминь!» погрузил голову в воду. От холода свело виски, кровь в жилах ускорила свой бег, и мальчику показалось, что сейчас она хлынет из ушей.