Ну и, наконец, после взятия укрепления стрелкам и гренадёрам предлагалось не наседать на городские ворота, а «зарыться» на высоте и пресекать любые попытки контратаки. При этом полки резерва находились не в строю, готовые прийти на помощь штурмующим в любой момент, а «сидели при ружьях» по лагерям и квартирам. До Оливских ворот от форта было рукой подать, и поляки могли устраивать ответные наступления хоть каждый час на протяжении очень долгого времени.
Сразу почуяв неладное, полковники, подполковники и майоры решили не идти в бой вместе с колонгами, а остались в предместье Шидлиц, где находились штабы Московского и Новгородского полков. Оперативное командование передали капитанам. «Добрым лекарям», фельдшерам и священникам предлагалось ждать там же. Однако солдаты (причём не только из Великолуцкого полка) обычно просили Святошу ходить с ними на ратное дело в самые трудные моменты. Иеромонах редко когда мог спасти их от смерти, но делал нечто большее — притуплял животный страх и мучительную боль в случае ранения.
* * *
За час до полуночи все три русские колонги двинулись на Гагельсберг. Передвигались молча и без барабанов. Зашли с самой незащищённой стороны и вскоре с минимальными потерями овладели укреплением. Но форт оказался маленьким, и три полка в него просто не помещались. Порядок колонг смешался. И тогда капитаны при свете факелов попытались определить, где именно следует «зарываться». Ведь имевшиеся траншеи поляков не подходили для обороны со стороны крепости. В диспозиции об этом ничего не говорилось, а спросить было не у кого — начальство находилось далеко.
И здесь случилась большая беда. Прямо во время капитанского совещания паны перегруппировали свою артиллерию на бастионах, а факелы штаб-офицеров стали для пушкарей прекрасной мишенью. Грянули несколько залпов кряду, и все командиры рот вместе с их заместителями одним моментом оказались выведены из строя — кто убит, а кто тяжело ранен. Оставшиеся за старших поручики растерялись. Они не понимали, что делать дальше.
Святоша подбежал к капитан-поручику Секерину. Тот был пронзён осколками в несколько местах, и выл от боли. Иеромонах быстро прочёл молитву, офицеру вроде бы полегчало, и тот сумел прохрипеть:
— Не отступать, держатся. Ждать подкрепления…
— Он приказал не отступать, — громко повторил Савелий и обратился к здоровенным гренадёрам. — Братцы, помогите перетащить раненых в форт.
— Не отступать, держаться, — разнеслось по рядам солдат.
Однако порядка от этого больше не стало. Поручики продолжали суетиться и впотьмах не могли привести отряд в боеспособный вид. Меж тем, форт и его окрестности сильно обстреливались, гибли люди. А вскоре в отблесках взрывов все увидели, как Оливские ворота открываются, а за ними польские драгуны встраиваются для контратаки. Святоша услыхал громкий солдатский ропот и выбрался из форта. На него смотрели тысячи глаз — с надеждой и отчаянием. Похоже, монах был здесь единственным, кого знали все.
— Братцы, — попытался перекричать канонаду священник. — Некоторые из вас не понимают, ради чего мы жертвуем собой здесь, так далеко от Родины. Думают, что погибают напрасно. Однако вы должны знать, что это не так. Россия — в нашей душе. Она везде, где есть русские. И главное — Родина не только там, где мы родились и жили прежде. Самая прекрасная и божественная Россия находится на небесах. Скоро мы все в неё попадем. И там обнимем своих близких — всех, кто нам дорог. Умрём же так, чтобы нам перед ними не было стыдно.
Савелий вгляделся в те лица, которые сумел разобрать во тьме, и понял, что многие плачут.
— Не отступать… Умрём, чтобы было не стыдно, — разнеслось по округе.
Священник каким-то чудом (в темноте и беспорядке) отыскал Ивана Елецкого.
— Христом Богом заклинаю вас, возьмите командование в свои руки. Вы же бывший капитан, помогите поручикам построить людей для отражения конной атаки, — попросил Святоша своего приятеля.
Он привел Елецкого к командирам плутонгов и уговорил их слушать его приказы. Хотя обер-офицеры находились в такой панике, что были рады свалить ответственность на любого. Кое как они успели построить шеренги и отбились от первого нападения драгун. Но потери русских оказались огромными.
После первой польской контратаки в форт прибыли генеральские адъютанты с приказом отступать. Оказалось, сокомандущие давно поняли ошибочность замысла. Но сначала они спорили друг с другом, что делать дальше. Потом отправляли гонцов к полковникам. Те же велели барабанщикам бить сигнал к отступлению. Но барабанный бой из Шидлица за грохотом взрывов просто не долетал до Градовой горы.
А когда приказ всё-таки был получен, солдаты и унтер-офицеры у форта в результате всех переживаний находились в таком состоянии, что не желали слушать «предательских повелений».
— Не отступать, — твердили они. — Ежели мы уйдём сейчас, за что тогда этой ночью гибли наши товарищи? Так лучше и мы умрём, чтобы было не стыдно. С нами Бог!
Глава двадцать четвёртая. Ода