Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

Святошу в песочном замке приняли на ура. Олонецкий полк уже девятый месяц находился в походе, три из которых — торчал под Данцигом. Правда, драгун Лесли иногда отсылали разбираться с подступающими к городу разрозненными отрядами сторонников Лещинского. Но сейчас кавалеристов спешили, и из-за нехватки пехоты бросили под бастионы Мюнде. Атаковать которые после прибытия французской эскадры стало совершенно невозможно — пушки кораблей и фрегатов гасили любую попытку выбраться из ретраншемента в направлении крепостицы.

Тяжело раненые отправлялись в госпиталь, а вот с легкими повреждениями бились полковой лекарь и фельдшеры. Помимо ущерба от обстрелов, здесь было множество гнойных ран, зубных хворей и просто русской тоски. Поэтому простое человеческое участие знаменитого на всю армию батюшки оказалось очень кстати. Отец Савелий никогда не требовал возведения полевых храмов и официальных исповедей. Святоша просто разговаривал с солдатами, и от этого становилось легче всем.

Они как раз беседовали с молодым пушкарём о превратностях жизни без женского тепла, когда прибежал товарищ артиллериста и стал требовать того к орудию.

— Скорее, — с жутким акцентом кричал унтер-офицер, видимо, из иноземцев. — Запрягать и ехать за ядрами. Ситуаций полный кошмарен — французы есть наступать. И прямо на нас!

Пушкарь обратил на монаха умоляющий взор, и Савелий его немедленно отпустил. По ретраншементу в беспорядке метались люди. Офицеры пытались выстроить шеренги для стрельбы.

— Они перешли Вислу по мосту в Мюнде и теперь движутся на нас тремя колонгам, — объяснил на бегу один из прапорщиков. — Их там не меньше двух тысяч, а у нас — один неполный полк.

В лесу со стороны форта мелькнули белые мундиры, а артиллерия с моря начала лупить прямо по ретраншементу. Поднялись тучи песка и деревянных щепок, драгуны залегли за укрытиями. Под свист картечи на позицию прискакал полковник Ласси, спрыгнул с коня и, завидев Святошу, затащил того за банкет и принялся быстро говорить:

— Нас во фрунт атакуют французы, а в левый фланг заходит не меньше двух полков из гарнизона Данцига. Они неожиданно переправились через реку и движутся на соединение с отрядом Ламотта. Мы словно в клешнях. Справа — море с вражеской эскадрой, сзади — болото. И на этом берегу реки — мы пока единственный русский полк. Помощи не будет очень долго. Положение отчаянное. Что вы там говорили про небесную Россию? Самое время повторить это моим парням.

— Коварный враг возжелал нашей погибели, — обратился Святоша к ожидавшим французского штурма. — Но у него ничего не выйдет, потому что смерти нет. Смерти нет, а есть Бог, и он в каждом из нас. Обратитесь немедля к нему. Кто знает — прочтите какую-нибудь молитву. Кто не знает — просто повторите «Господи, спаси!» столько раз, сколько сможете. А потом просто рассмейтесь смерти в лицо. Ей не запугать нас, когда с нами Всевышний. Да будет воля Его. Да святится имя Его. Да приидет царствие Его. Аминь!

Командир полка (отряхнув с мундира песок) перекрестился вместе со всеми, вытащил из ножен палаш, и добавил:

— Драться будем до конца. Зарублю всякого, кто помыслит о плене. Стоять насмерть. С нами Святоша. С нами Бог. Господи, спасти и сохрани!

На этих словах обстрел с кораблей стих, а из леса выбрались первые шеренги неприятеля. Ламотт решил не тратить времени, ожидая подмоги от гарнизонных полков. Вместо этого он намеревался просто смести быстрой атакой основательно покорёженный корабельными пушками русский ретраншемент.

Глава двадцать пятая. Душа

Майя 20 дня 1734 года, ретраншемент на берегу близ крепостицы Мюнде

Бриз с моря доносил запах пороха и подгнивших снастей. Роса прижимала к земле стебли трав. Муравьи чеканили шаг о лишайники. И разрывали перепонки барабаны. Близкие — французские. И в отдалении — панские. Здравствуй, смерть… Я плюю в твою перекошенную рожу!

Когда из леса выбрались первые шеренги неприятеля — самое время было ударить нашим пушкам. Но пушки молчали. Французы дотопали до палисадов — пушки продолжали безмолвствовать. И тогда Лесли приказал открыть фузейный огонь. Но врага он ничуть не поколебал. Не считаясь с потерями, пехотные колонги прорубились через засеки, подошли вплотную к нашему укреплению и ринулись на вал. А впереди всех — сиятельный офицер со шпагой в оливковом гродетурном камзоле, вышитым серебром.

Драгуны шептали молитвы и стискивали на фузеях штыки. Лесли тревожно глядел на юг, откуда вот-вот должны были показаться поляки. Пушкари закладывали в ствол единственное найденное во всей округе ядро. Бриз разносил запах пороха по всему белу свету.