Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

— Мартин, мы согласны разорвать наш договор. Но лишь при условии, что ты своим даром искалечишь своего врага, но спасёшь его кровь. А потом ты свободен — живи как вздумается, если сможешь.

Голоса мелькнули, и пропали. А юноша, отчаянно бултыхая ногами, вдруг обнаружил под ним твердь. Оттолкнувшись от неё, он вынырнул на поверхность, изливая из горла потоки воды. Земля была рядом. Несостоявшийся утопленник встал на дно и, пошатываясь, добрёл до кромки берега. Дюну подувал бриз. Мартин наконец прокашлялся, втянул запах Балтики. И рухнул в плещеевские озёрные камыши.

Эпилог

Глава последняя. Чернобровка

Августа 7 дня 1774 года, село Большое Пичаево, Преображенское тож Тонбовской провинции Воронежской губернии

Это с самого начала была глупая работа.

Земский служащий Тонбовской провинциальной канцелярии Захар Засухин сидел под арестом в сарае на окраине Пичаева и думал, что в ближайшее время примет мучительную и бессмысленную смерть. В село входил отряд ротмистра Григория Львовича Юматова. На улицах шли бои с мятежниками, поддержавшими злодейского варвара Пугачёва. Исход сражений был предрешён.

— Убегающие супостаты, покарай их Господь, наверняка или прирежут своего пленника, или спалят тюрьму вместе с арестантом. А что им ещё делать? Сохрани меня блаженный Савелий, — молился Захар.

В Пичаево Засухина отправили по бесполезному и опасному делу. Пугачёвские партии подступали к провинции с северо-востока, а войска на помощь всё никак не приходили. Обыватели в панике бежали с пожитками в Ценский лес. И чтобы хоть как-то задержать сторонников самозванного емператора Петра99, провинциальная канцелярия удумала сформировать из крестьян ополчение.

Затея была провальная, особенно в Пичаеве, где сохранялись давние традиции поддержки разбойного сброда. Банды в Ценском лесу давно перебили, но лихих людей в округе всё одно хватало. К тому же по селам бродили пугачёвские эмиссары и обещали: «Молитесь за многолетнее здравие государя Петра Фёдоровича, и не будет для вас сбора подушных денег и рекрутских наборов десять лет. А соль продадим вам по две гривны за пуд. И ежели батюшке нашему не покоритесь, то из каждого десятка девять человек будем бить плетьми, а десятого — вешать».

В Моршанской округе злодейского варвара уже поддержали жители сёл Алгасово, Серповое, Пеньки, Кулики, Ракша и Ваново. Дело было за Пичаево. А у Засухина на беду в нём жила родня. Коли так, решили в канцелярии, надо отправить на крестьянский сход Захарку, несмотря на его немолодые годы. И земскому надлежит сделать так, чтобы село не переметнулось на сторону бунтовщиков, а ещё — выставило отряд ополченцев. Надёжных, здоровых, с лошадьми доброездными, с ружьями, пистолетами, копьями, рогатинами и насаженными на шесты косами.

Исключительно от того, что у посланца были пичаевские родственники, он знал — спорить с местными мужиками бесполезно. Они хуже баранов. Если что-то вобьют себе в голову — вышибешь только пулей. Так в общем-то и вышло на том злополучном сходе.

Засухин встал и честно зачитал присутствовавшим «наряд к защищению от воровских отрядов Пугачёва». В ответ старосты и крестьяне закричали, что никаких повелений канцелярских слушать не станут, поскольку «команда государя Петра Фёдоровича уже на походе», и они даже успели приготовить для неё провиант. Тонбовского посланца тут же заковали и посадили в сарай под караул.

Спасибо хоть не били, хотя бунтовщики Яков Шутов и Алексей Гуров подговаривали односельчан «свезти Захарку в осудареву партию в село Ершово Шацкого уезду, чтобы его там пугачёвцами повесить». За это якобы полагалось «жалование деньгами сто рублёв». К счастью, никто огромной премией не прельстился. А через пять дней в село явился карательный отряд ротмистра Юматова.

И вот теперь Засухин сидел взаперти и прикидывал, какая погибель легче — от удара острым предметом в глотку или от дымного удушения… Скрипнули засовы — дверь поползла наружу. За ней земской ожидал увидеть смертушку с косой на шесте, но в сарай заглянул лишь безоружный крестьянин Харлам Григорьев.

— Выходи что ли, — махнул рукой один из бунтовщиков. — А то анбар с другого края уже занимается.

Захар бегом выскочил во двор, а поскольку никакого караула там не наблюдалось, то из двора — сразу на улицу. Харлам увязался следом, но бегству не препятствовал.

— Слава блаженному Савелию, что спас и сохранил меня, — не мог надышаться свежим воздухом канцелярский посыльный. — И тебе спасибо, мил-человек, что не дал пропасть брату своему во Христе.

— Да пожалуйста, — Харлам сорвал с ветки недозрелое яблоко и вонзил в него зубы. — Об тебе за этим приступом и помнить забыли. А у меня голова-то во-о-о! Чего бы, думаю, сарай не поджечь — и поджёг.