Том отставил джем подальше от алчных глаз Корникса, потянулся к следующему подарку: размером с половину книги, однотонная упаковочная бумага, без всяких вычурных бантов. Внутреннюю сторону упаковки покрывали кривые чернильные буквы:
«Все подаренные книги бросай в камин, дружище! Так от них больше пользы, да и в комнате теплее будет. Сладости, что подарил тебе Элджи, не вздумай съедать один. Я уже занял очередь на то, чтобы отведать ирландскую тянучку.
Р.S. За твоей мыслью не может угнаться рука, но может быть поспеет самопишущее перо?»
Том не удержался от улыбки: только Антонин мог понять его отвращение к письменным работам. Сначала читать, а затем и переписывать в эссе или сочинения занудные параграфы учебников, было для них верхом мучения. Но если Антонин позволял себе сократить работу до минимума, ничуть не заботясь об оценке, то Тому такая вольность не грозила, наоборот, увеличивал размеры сочинений вдвое, чем крайне радовал профессоров.
Следующий подарок цветовой гаммой отвечал всем требованиям родного факультета: тут тебе и серебряные, и изумрудные полоски, в довершение пышный темно–малахитовый бант. Внутри оказалась не менее помпезная по внешнему виду книга – «Исповедь тщеславия» Грин‑де–Вальда. Том многозначительно хмыкнул, рассматривая книгу, открыл первую страницу.
— О!.. узнаю Руквуда: здесь вроде посвящения… «Даже в Особой секции нет такой книги, потому и не подписываюсь. Она будет хорошим собеседником на случай, если все каникулы станешь отшельничать в спальне, и хорошим советником, когда отправишься в библиотеку». Да они что сговорились что ли? Корникс, неужели я такой предсказуемый?
Том с растерянным видом положил книгу на крышку сундука, и Ворон издал глухой горловой звук, что у человека, наверное, означало бы смех. Том оскорблено вздернул подбородок, отшвырнул не распакованный подарок от Крестной: и так ясно, что это книга. Демонстративно вернулся на кровать, на этот раз без мелочного страха быть замеченным – теперь прятаться не от кого – вынул из‑под матраца пергамент с текстом первой печати и черновую тетрадь.
Что у него осталось неразгаданным? Всего два слова. Итак, первое скрыто во фразе
Том закусил губу, чтобы вспомнить библейские писания. Нужно немного напрячь память, ведь его же, как и других сирот, заставляли наизусть учить целые параграфы. Больше всего ему нравились писания об Апокалипсисе. От них все тело пробирала сладостная дрожь, хотелось все это увидеть воочию. Итак, концу света предшествовали три всадника: страх, мор, голод и смерть. Вот и нашли «трех предшественников», но… это три слова, а нужно только одно или слог… Нет, не та степь, не та… Хорошая была догадка, жаль неверная. Попробуем старый и нудный, но верный, способ с буквами, выписываем первые три –
Последнее:
Новой строкой в самом низу тетрадного листа Том переписал все заметки, что были на полях, вышло следующее:
Том мотнул головой, вновь перечел, но уже соединяя или разделяя непослушные слоги. К его удивлению вышла вполне связная фраза:
— Ну, это не серьезно, – протянул Том разочарованно. – В Хогвартсе очень много мест, куда я не смею войти… Тот же самый кабинет директора или спальни профессоров. Да я вообще не знаю, где они находятся!
Корникс вытащил клюв из распотрошенной коробки с печеньем, внимательный глаз посмотрел на Тома.
— Все еще больше запуталось, – пожаловался Том ворону. – Что вообще это такое «не смеешь войти»? Место, где нужно искать вторую печать? Хорошо, пусть так, но согласно тексту, я не смею туда войти! Как же тогда достать вторую печать? Ничего не понимаю. Только все начало разъясняться, и на тебе!.. Сенектус был прав, назвав Слизерина сумасшедшим.
Ворон посмотрел на Тома другим глазом, многозначительно щелкнул клювом, вновь занялся крошками ванильного печенья – исклевывал лакомство с пугающим исступлением, словно глаза у мертвецов.
Том вздохнул: вопросы оставались без ответов.