Читаем Проклятие тамплиеров (сборник) полностью

Мэтр встал, собрал в подол своего магистерского облаченья полкуропатки, кусок хлеба, заткнул огрызком репы початую бутылку вина и побрел с одной пугливой свечей во всемирный хаос. Казалось бы, куда проще было крикнуть из дверей Кассандру: «иди сюда», но ученому почему-то казалось противоестественным непосредственное совмещение своего книжного мира и промокшего садового подкидыша. Он позовет его сюда только после того, как получит положительный результат с этим градовым опытом. Тогда появление сказочника в мире точного знания не будет выглядеть оскорблением.

Стоило ему отворить дверь во двор, как свечу задуло. И на ученого буквально навалился, стуча зубами от холода, незнакомый человек. Можно было бы испугаться, если бы он радостно не закричал.

– Мэтр!

Это был наглый лакей. На улице дождь и второй час пополуночи. Он явился неизвестно откуда и был, кажется, сильно пьян. Неисправим! Нострадмус решил, что выгонит его завтра. Завтра, после того как сгоняет на разведку в замок.

Люк не мог стоять на ногах, повалился на пол со стоном. Оставляя на полу неимоверные лужи своими грязными брэ, он прополз к камину и улегся на железной подстилке для топлива, хрустя мелким углем.

– Умоляю, умоляю, мэтр, винного уксуса, хотя бы немного!

– Тебя уже не пьянит вино?

Люк перевернулся на другой бок, показывая изорванный рукав колета и длинные царапины на голом предплечье.

Мэтр, повинуясь долгу врача, не только промыл рану негодяя, но и перебинтовал его руку. Чем дальше, тем больше становилось очевидным, что Люк хотя и похож на пьяного, но опьянение его носит не винный характер. Так или иначе, порция строгости ему полагалась. Кроме того, ученого все сильнее жгло желание узнать, какова там погода в Пасти. Без этого он не мог ни начать работать с Кассандром, ни прогнать его. Выбрав момент между двумя ударами грома, он заговорил:

– Что бы там с тобой ни произошло…

– Мэтр! Я упал, скользко, острые ветви…

– Я не желаю знать этого. Я хочу, чтобы ты немедленно – вон там сухое платье – и можешь взять нашего единственного коня – отправлялся в замок де Лувертюр.

Глаза Люка померкли. Превосходный хмель его скис, обернувшись тоской.

– Но это смертельно опасно для меня.

– Смертельно опасно для тебя – пререкаться со мной.

– Но что вам может быть нужно в такую погоду в замке маркиза?

– Я хочу, чтобы ты передал записку капитану Гравлену. Дорожку ты, видать, уже протоптал, так что тебе не составит труда.

– Это невозможно!

– Собирайся! Иначе я передам тебя в кордегардию.

– Капитана Гравлена нет в замке.

Нострадамус поклялся себе, что мокрый лис не собьет его с толку, но тут сбился.

– Не понимаю.

– О, это целая драма до слез. Говорят, капитан прослышал, что какая-то беда угрожает его имуществу там, на родине в Пасти, вокруг городка у него обширные виноградники, и он помчался туда. Но на самом въезде в город ударил невероятный гром и обрушился библейский град. Конь капитана оступился на ледяном настиле моста, и капитан рухнул. И сломал себе шею. Два часа назад прибыл гонец из Пасти к маркизу.

Раздался особенно сильный удар грома, как будто небо давало понять, какой силы был удар капитанским туловищем о ледяной помост.

Нострадамус ощутил сильнейшее волнение. Нет, это было не волнение, не этим словом следовало называть то чувство, что терзало изнутри все существо ученого, пробираясь все глубже и глубже внутрь сознания, и производя там невиданные обрушения сомнений и вспышки ослепительных догадок.

– Так значит, град в Пасти был?

Люк сел спиной к огню и начал рассуждать о том, что таких ледяных камней с неба, судя по рассказам людей маркиза, с которыми он коротал время на малой кухне замка, еще никогда не бывало на памяти самых древних стариков.

Еще один раскат прогромыхал над крышей дома, и мэтр молитвенно сложил руки на груди и, резко запрокинув голову, начал быстро молиться, вознося хвалы Господу. Можно было начинать.

– Собери корзину с самой лучшей едой, дюжину свечей, кресало и два плаща.

Люк обернулся мгновенно. Как будто всегда был наготове для выполнения именно этой команды.

Дождь начал стихать, и из-за крутого края одного из черных облаков выглянул диск луны, так что могло показаться, что все поверхности в саду, – листва, каменные дорожки, скаты крыш – покрыты серебряной амальгамой.

Кассандр сидел в дальнем углу сторожки. И не потому, что боялся грома, просто там было суше всего. В других местах тоненькие струйки воды просверлили крышу и барабанили о мокрый пол, издавая разнообразные звуки.

– Нам нужно поговорить, Кассандр.

– Опять о конце света?

– И да, и нет.

– Вы всегда раздражались, говорили, что я изъясняюсь загадками, а теперь…

– Оставим это. Вот еда, вино, набрось плащ, тебе ведь холодно. Или тебе все равно, ты, может быть, привык?

– Мне часто бывало холодно и голодно, но я всегда был рад случаю поесть и согреться.

Мэтр взволнованно вздыхал, ему слишком хотелось начать расспросы, хотелось спросить о слишком многом, вопросы столпились, как лодки у узкой протоки.

– Может быть, вы хотите узнать свою судьбу?

– Что?

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги