— Эбер… ну до чего тебя доводит твое упрямство? Ты был моим лучшим учеником, неужели ты думаешь, что я могу это забыть? Или ты сам забыл, как вы повторяли за мной, что любые средства возможны, если цель — это благо Круахана? Оставьте, мне уже легче, — он оттолкнул протянувшиеся со всех сторон руки…
Мы все равно узнаем, что тебе известно. Ноккур прав, если бы он этимзанимался, долгая жизнь не была бы тебе суждена. Но Вайшер — истинный виртуоз и очень аккуратный человек. Потом тебя увезут на серебряные рудники, и никому не придет в голову, что бывший Великий магистр Ордена и протектор Круахана протянет там еще лет двадцать. Кто бы мог подумать, что твоя жизнь окажется такой неудачной? Ведь ты начинал так блестяще. Тебе самому не жаль?
В выражении лица Баллантайна не было ни героического презрения, ни великолепного равнодушия. Он кусал губы, стараясь сдерживаться. Это было лицо обычного человека, мучающегося и cтрашащегося, как любой другой на его месте. Но внезапно его взгляд засиял таким светом, что многие невольно опустили головы, не желая встречаться с ним глазами.
— Моя жизнь… намного удачнее, чем у любого здесь. Не можете догадаться, почему? Вы этого никогда не узнаете, ни один из вас — что это такое, когда вас любят. Когда ради вас готовы отдать все… саму свою сущность. И мне действительно очень жаль… я жалею только об одном, что не смог ей об этом сказать. Что она меня сейчас не слышит.
— Эбер, опомнись, — Гнелль укоризненно всплеснул руками, и от протекторской печати вновь разбежались лучи. — Держи себя в руках, тебе же не пятнадцать лет, в конце концов!
Стражники отцепили руки Баллантайна от подлокотников и потащили его к дверям, мимо нескольких десятков наблюдателей из гвардии и канцелярии, большинство из которых по-прежнему уставились в пол, избегая глядеть друг на друга. Не то чтобы им было неудобно находиться в роли сообщников палачей — в этом для Круахана не было ничего удивительного, а уж тем более предосудительного. Но немногие хотели продемонстрировать окружающим выражение глухой тоски и отчаянной зависти, отразившееся на их лицах.
Вайшер, впрочем, подобным приступам слабости подвержен не был. Он изучающим взором посмотрел вслед Баллантайну, потом легко поклонился Гнеллю и вышел на боковую галерею. Он шел уверенно, не задерживаясь на поворотах, как человек, неоднократно ходивший по запутанным коридорам бывшего чертога Охраняющей Ветви Провидения, перестроенного, обнесенного стеной и названного Домом Протектората. Некоторые площадки были открытыми, смыкались висячими мостами с Третьей стеной, и с них открывался довольно красивый вид на городские предместья.
Но Вайшер не собирался тратить время на наслаждение прекрасными видами. На одной из площадок, возле которой он остановился, его поджидала закутанная в длинный плащ фигура. Плащ производил подавляющее и даже несколько отталкивающее впечатление, потому что скрывал человека до пят, и часть ткани была скреплена пржкой у горла, надежно пряча волосы. Казалось, будто даже кисти рук и носки сапог неохотно показываются наружу.
Несмотря на подобную скрытность, лицо оставалось совершенно узнаваемым. На Мастера дознаний прямо и холодно, чуть нахмурив брови, смотрела Гвендолен. Его гарантированная жертва, если бы Гнелль или Ноккур случайно увидели эту сцену. Впрочем, с другой стороны, неизвестно, смог бы Вайшер, судя по его последующим поступкам. удержаться в своей почетной должности.
— Сколько у нас еще времени? — спросила Гвендолен своим обычным хрипловатым голосом, не тратя время на приветствия.
— Несравненная моя, вы ставите меня в очень непростое положение, — Вайшер развел руками и поднял глаза к небу, словно призывая в свидетели своих благих намерений. — Я и так оттянул доставку своего эбрийского товара почти на месяц.
— Мы оттянули, — без всякой интонации сообщила Гвендолен.
— Но последнее слово, согласитесь, все-таки остается за мной. Ноккур скоро начнет меня в чем-то подозревать. А главное, милая Гвендолен, вы мешаете мне честно выполнять свою работу. Моя репутация поставлена под удар.
Из-под плаща Гвендолен появился туго стянутый кошель, неспешно перекочевавший в длинные пальцы Вайшера, с явным удовольствием охватившие его круглые бока.
— Вы очень щедры, дорогая, но все-таки вы плохо цените мои страдания. Ведь это такая притягательная задача. Я прекрасно вижу, как мне будет непросто достичь результата, а это всегда так интересно. Я чувствую себя… как бы лучше выразить — первооткрывателем, которого не пускают к берегам нового континента. Вы понимаете меня?
Гвендолен даже не дрогнула, хотя те, кто знал ее прежнюю, пришли бы в крайнее замешательство — она должна была не просто спокойно извлечь второй кошелек, а как минимум с силой метнуть его в лицо Вайшеру, надеясь попасть по носу или выбить пару зубов. Но в ее взгляде читалась холодная благожелательность, и не более того.
Вайшер с довольной ухмылкой взвесил в ладонях свою добычу.