Мне в детстве никогда никто не приказывал. А если пытались, то потом долго в этом каялись.
В общем, мальчика было жаль. В какой-то момент я вспомнил Ксю. Было в них что-то общее. Но не надо обманываться – украв Сашу у отца, я не верну Ксю.
Вероника предупредила, что мальчик послушный, сразу мне доверится, если я скажу, что отведу его к маме. Он не закричит, не позовет папу. Потом мы сядем в мою машину и уедем.
Я представил себе, как будет счастлива Вероника. Только мне не будет так же хорошо, как и ей. Она уедет от меня. А я стану матросом или кем мне скажут на торговом судне, и убуду из страны. Скорее всего, моя работа будет нелегальна, и пенсии я не заработаю…
Зато и срок не получу. Да и зубы целее будут.
Ни на одно предприятие в своей жизни я не шел с таким тяжелым сердцем.
Долго размышлял – как мне говорить с мамой? Если я поеду к ней, то не смогу ей соврать. Я сорок лет ей не врал, а тут, вдруг, начну. Сказать правду – не могу. Она не должна ничего знать. Это будет гарантией ее безопасности. Лучше позвоню и скажу, что уезжаю за границу. Не подумайте, что ложь по телефону за ложь не считается. Зато это будет убедительная ложь. Я смогу в трубку, не видя мамин внимательный взгляд, сказать: еду в Нью-Йорк, к Гарику Левитину. Она знает о моем приятеле, который уехал в США лет двадцать назад, а мы еще в школе вместе учились. Он все звал – в гости и подзаработать, но я чего-то не решался. Да, это хорошая версия.
Итак, остается незаконченным только одно дело. Дело об исчезновении пяти миллионов моего тестя. Я не успеваю их найти. С Вероникой так ураганно получилось.
С другой стороны, Ксю права – что он так о деньгах беспокоится? И, ведь, можно в милицию обратиться. Пусть они ищут, это их обязанность.
Я поехал к тестю. До начала моей операции оставалось три часа. Хватит времени, чтоб тесть мне шею вымыл. По самые помидоры.
В принципе, так и случилось. Алексей Анатольевич был мною недоволен до крайней степени. Еле в руках себя удержал, чтоб не врезать мне, когда я сказал, что еду в Нью-Йорк. Я был абсолютно терпелив и корректен. Ни на тунеядца, ни на дармоеда не реагировал.
На прощание я дал ему прочитать письмо Ксю. Возможно, в качестве мести. Прочитав его, Алексей Анатольевич посмотрел на меня ненавидящим взглядом.
– С тобой каши не сваришь, – сказал он убийственным тоном.
Но я ничего не почувствовал. В моем сердце было пусто.
А моем сердце зарождалась надежда.
Надежда, наконец, узнать правду.
Около одиннадцати утра Сан Саныч взял свои саженцы и снова поехал на рынок – искать того, кто продал ему этого хомячка. Ну, то есть, как в той истории с медведем.
Проводив его, я приняла душ, навела красоту и села в машину. Уже выбралась из Шемякинского леса и только тогда сообразила – а что же я своих горилл не позвала? Ну и ладно. Думаю, нападения на меня прекратились. Идея с охранниками сработала, к тому же, я сменила место жительства. Может, Андрей Карагодин меня потерял?
Лиля Семеновна сидела на красненькой пластиковой лавочке с эмблемой известного интернет-провайдера. Я сразу узнала ее – она идеально подходила под описание Сан Саныча. Изящная, маленькая, с каштановым каре, чуть взлохмаченная ветром, но непреклонная. Не знаю, что чему противостоит эта женщина, но получается у нее восхитительно. И губки бантиком!
Я вышла из машины и подошла к ней.
– Здравствуйте, я Катя!
– Здравствуйте, – она чуть откинула голову, чтобы видеть мое лицо. Мне показалось, что в глазах Лили Семеновны прячется грусть. Надеюсь, это не я ее расстроила.
– Подвезите меня к дому, – не попросила, не приказала, а просто произнесла она.
– Ладно, хорошо.
В машине Клыкова поправила прическу. У меня мелькнула мысль – кого-то она мне напоминает своим носиком с горбинкой и спортивной осанкой.
Я спросила:
– А вы долго Клару Васильевну знали?
– Да, мы еще в одном классе учились. Вы же хотели спросить про сестру Эли?
– Да. По-хорошему, мне найти ее надо. Не знаете, где?
Лиля Семеновна пожала плечами.
– Ни точного адреса, ни телефона не знаю, к сожалению. А, вообще, я очень раскаиваюсь, что влезла в эту историю. Ты же хочешь узнать, почему Эля умерла? Ой, ничего, если я буду “тыкать”? Это у меня от невоспитанности.
Чувство юмора Лили Семеновны было слегка своеобразным.
– Мне будет приятно, если вы будете мне “тыкать”.
Она удовлетворенно кивнула и начала рассказывать: