Элене хочется пить, она взмокла от пота и до изнеможения устала. Элена лишь хочет прекратить это, чтобы всё закончилось. Она шагает в угол и хватает первую попавшуюся руку, пытаясь разомкнуть сцепившиеся тела. Но остальные вцепились в сестру с неимоверной силой, несмотря на их поразительную худобу. Элена даже боится, что если она нажмёт слишком сильно, кость этой слабой руки сломается прямо в её кулаке. Но она должна тянуть. Она хватает девушку за талию и вытаскивает. Две оставшихся сестры цепляются друг за друга еще сильнее, чем прежде. Девушка сопротивляется, но вскоре её руки обхватывают Элену. Она стоит, беспомощно всхлипывая. Она что-то бормочет. Что это — призыв к милосердию или пылкая молитва? Элена не знает. Но что бы девушка не говорила, её речь постоянно перебивают какие-то крики, доносящиеся снаружи, с улицы. Одни похожи на завывания ветра, они всё длятся и длятся. Другие, резкие и короткие, обрываются на полузвуке. И хотя Элена безумно хочет их прекратить, её сердце замирает от боли каждый раз, как они умолкают.
Элена вытянула из тёмного угла вторую сестру и связывает ей запястья. Эта не пытается сопротивляться. Она оцепенела, безжизненные глаза застыли, как будто она уже мертва. Но когда Элена связывает двух сестёр вместе одну за другой, из угла неожиданно выпрыгивает третья. Она мчится к каменной лестнице, ведущей со двора на улицу, и Элена не успевает её остановить. Она пытается ухватить подол платья беглянки, но ткань выскальзывает из пальцев. Девушка босиком поднимается по ступенькам. На самом верху она оборачивается, поднимает лицо к золотистому солнечному свету. А потом закрывает глаза и прыгает вниз.
Она разбивается о каменные плиты двора и остаётся лежать с гротескно вывернутыми ногами. Струйки алой крови бегут с головы, медленно извиваясь по белым камням. И по ней уже ползают мухи. Но лестница не слишком высока, и девушка ещё жива, она ещё шевелится. Кости сломаны, в широко открытых тёмных глазах безумная боль.
Две другие сестры в ужасе смотрят, потом поднимают крик. А она только смотрит на них, безмолвно открывая рот, лишь глаза отчаянно молят о помощи. Сёстры пытаются вырваться, подойти ближе, но они связаны и не могут до неё дотянуться.
Элена смотрит на слёзы, бегущие по их лицам. Не важно. Её они не волнуют. Сегодня она видела слёзы на сотнях лиц, молодых и старых. Судьба этих сестёр будет той же, что и у других. Минуты или часы — какая разница перед концом? Сегодня, к тому времени как сядет солнце, они больше ничего не будут видеть и чувствовать. Элена, кажется, целую вечность смотрит на мух, роящихся над стекающей кровью.
Потом она подходит к девушке на земле, закрывает левой рукой молящие тёмные глаза. А правой вынимает кинжал и вонзает девушке в горло.
Тучи выстраивались весь день, и теперь огромная фиолетовая стена возвышалась над свинцово-серым морем. Завывал ветер, и белые волны яростно мчались к суше, вздымаясь и обрушиваясь на берег, засасывая огромные массы песка, чтобы выплюнуть его снова, накатывая всё дальше и дальше на берег. Чайки давно покинули остров Ярмут и улетели вглубь суши, пророча криками гибель, как небесные ведьмы.
Люди вытягивали из воды мелкие судёнышки и тащили как можно дальше от берега. Большие корабли, которые не вытянуть на сушу, уводили подальше от берега, туда, где поглубже. Как только корабли были надёжно закреплены якорями и верёвками к берегу, чтобы не поворачивались бортом к ветру, люди бросились в воду, выбираясь с помощью швартовных канатов на берег.
Ветер как в трубе завывал в Рядах, словно проклятый а аду, поднимал в воздух и кружил сухие серебряные чешуйки, колющие лица людей, спешащих поскорее вернуться по домам. На верхних этажах замерцали масляные лампы на рыбьем жире, деревянные домишки затаились и приготовились к тому, что может принести ночь.
Раф вернулся в "Серебряную сокровищницу". Ветер был слишком порывистым, во дворике никого, жаровня потушена. Крохотная пивная тоже пустовала, за исключением одинокого старика с красными веками, который сидел в углу, склонившись над кожаной кружкой.
Он поднял водянистые глаза на Рафа, который боролся с ветром, пытаясь закрыть дверь.
— Мертвецы идут, — мрачно произнёс старик.
Раф непонимающе кивнул. Открылась другая дверь, и вошла хозяйка пивной с небольшим кувшином эля и кружкой. Она поставила выпивку перед Рафом и подбоченилась в ожидании монеты. Её лицо было таким же пустым, как и прежде. Затем она подошла к старику, чтобы наполнить его кружку.
— Это последняя, и ступай домой. Твоя дочь ждёт тебя, чтобы запереть дверь, пока ее не сорвал ветер.
— Куда он собрался? — спросил старик.
Оба повернули головы, чтобы посмотреть на Рафа выцветшими от моря глазами.
Женщина пожала плечами.
— Он просто ждёт, — сказала она, как будто знала о деле Рафа.
Снаружи потемнело, ветер гнал щепки и куски тростника с крыш — всё, что мог унести, словно непослушный ребёнок, проверяющий, можно ли стащить что-нибудь.