Проклятие виселицы (ЛП)

— Значит, ты собираешься оставаться здесь? Ты только что напала на самого могущественного человека в этих краях, ранила его, позволила ему узнать себя, а теперь будешь сидеть и ждать, когда он придёт за тобой? Но только не здесь. Может, тебе и не дорога твоя голова, но я намерена ещё долгие годы носить на плечах свою, если дьявол меня не достанет.

— Тебе не о чем волноваться, я не подвергну тебя опасности, — Элена вызывающе вздёрнула подбородок. — Я покину твой дом, но одна. Не вместе с ним, ни за что.

— Смело сказано, дорогая. И что же ты станешь делать одна? Даже если допустить, что ты сумеешь не попасться, когда полстраны тебя ищет и за тебя назначена плата, как же ты собираешься жить? Просить подаяние или торговать собой в переулках какого-нибудь грязного городка? Ты думаешь, здесь с девушками обходятся несправедливо, но подожди, тебе ещё придётся обслуживать вонючих пьяниц и мерзких жуликов, которые не могут себе позволить девушку из борделя. Когда тебя трахнут под забором и дадут пинок вместо монеты, когда остаток ночи ты будешь спать голодной на кладбище — вот тогда ты поймёшь, каково это, быть одной.

Слова Матушки были жестокими, но сделали то, для чего предназначались — вернули Элену к реальности. На мгновение она погрузилась в отчаяние, но потом вспомнила то, что скрывалось где-то в глубинах сознания. И она отчаянно ухватилась за это.

— Мы должны рассказать. Рассказать, что сделал Осборн. Тогда арестуют его, а не меня.

Рафаэль и Матушка переглянулись, как будто она заговаривается.

Элена обернулась к Рафаэлю.

— Помнишь, я рассказывала, как подслушала в поместье разговор о корабле и французах? Я знаю, кто это был, знаю, кто говорил в той спальне.

— Я уже знаю, — устало сказал Рафаэль. — Это был Хью, но...

— Нет, нет, не он. Это Осборн. Я должна была узнать его голос на суде, когда сын... но я была слишком расстроена, чтобы подумать об этом.

Рафаэль изумлённо смотрел на неё.

— Ты ошибаешься. Осборн — человек короля. Предателем был Хью. Спустя столько месяцев ты вряд ли могла бы припомнить тот голос.

— Я не помню голос, — сказала Элена. — Но сегодня вечером, когда Осборн узнал во мне свою беглую крестьянку, он сказал, что знает — я та девушка, которую он видел убегавшей от двери. Он решил, что я пришла просить денег за молчание о том, что услышала.

Рафаэль быо ошеломлён.

— Всё это время я думал... но это был не тот брат.

Матушка фыркнула.

— Это объясняет, почему Осборн так старался вернуть Элену, — она обернулась к девушке. — Но, дорогая, боюсь, тебе это не поможет. Только увеличит опасность. У тебя нет никаких доказательств, только то, что Осборн сказал тебе, а он будет всё отрицать. И теперь он еще настойчивее будет пытаться заставить тебя замолчать навсегда.

В свете свечей лицо Рафаэля было бледным и измождённым.

— Элена, прошу, поедем со мной. Дай мне попытаться искупить вину перед тобой. Я буду тебя оберегать, обеспечивать и поддерживать, чтобы ты ни в чём не нуждалась, сделаю всё, что смогу. Знаю, моё тело тебе отвратительно. Я всегда это знал, и поверь, понимаю лучше, чем ты можешь себе представить, ведь оно противно и мне самому. Но клянусь душой Джерарда, я и пальцем до тебя не дотронусь. А если со временем ты найдёшь мужчину, которого полюбишь и который полюбит тебя, клянусь, я отпущу тебя со спокойным сердцем. Раньше я просил тебя довериться мне, но доверия не заслуживал. Клянусь, я его заслужу.

Тальбот сунул голову в дверь.

— Матушка, если они сейчас не уйдут, можно и вообще не ходить.

Матушка кивнула. Не дожидаясь ответа Элены, она сунула ей в руки узелок и решительно вытолкнула за дверь. Через минуту Элена уже торопливо спускалась по лестнице за Рафаэлем, даже не понимая, согласилась она или нет.

За дверью Матушка схватила обоих за руки и быстро повела через спящие улицы. Она шла между ними, и случайному наблюдателю показалась бы похожей на ребёнка, идущего с родителями.

В этот час улицы были безлюдны. Таверны и пивные опустели. Свечи погашены либо давно догорели, и в слепых окнах не видно ни лучика света. Моросящий дождь покрывал лица крошечными каплями влаги, пропитывая одежду. Элена дрожала. Раф низко держал фонарь, чтобы они могли безопасно миновать открытые сточные канавы и пройти по узким переулкам. Свет фонаря скользнул по глазам нищего, свернувшегося у ворот, и тот заворчал во сне, отвернулся и крепче обхватил себя руками, укрываясь от холода и дождя. Морщинистое желтоватое тело влажно поблёскивало сквозь дыры в его тряпье, грязные пальцы босых ног скрючились от холода.

Три странные фигуры поддерживали друг друга на скользкой брусчатке, фонарь подсвечивал ноги таинственным жёлтым ореолом, но лица оставались в темноте. Через голову Матушки Элена бросила взгляд на длинную фигуру, плетущуюся рядом с ней. Голова и плечи сгорблены, как у пленника, направляющегося на виселицу.