Проклятие виселицы (ЛП)

Звуки, которые они издавали, вызывали дрожь благоговения и восторга, мурашки пробежали по спине Рафа. Он замер, устроившись на корточках в тени, и слушал. Наконец, когда служба закончилась, монахи ушли, а небольшая группа безбородых певчих, смеясь и болтая, начала быстро расходиться через свою собственную узкую дверь. Раф во все глаза глядел на них, мотая головой, как собака с больными ушами — он не мог поверить, что эти девичьи голоса могли принадлежать мужчинам. Женоподобные мужчины покидали церковь. Последний из них оглянулся и посмотрел прямо в тот тёмный угол, где прятался Раф, а потом улыбнулся и подмигнул. Только демон мог бы разглядеть мальчика в тёмном углу. Испуганный Раф вскочил на ноги и с криком побежал обратно к матери, не обращая внимания на удивлённо оглядывающихся прихожан.

Мать, поглощённая беседой с одним из священников, пришла в ужас и устыдилась за сына, устроившего святотатство в таком священном месте. Священник нахмурился, пристально глядя на Рафа.

— Это и есть тот мальчик?

— Да, святой отец, но клянусь, обычно он ведет себя хорошо. Просто никогда раньше...

Но священник взмахом руки заставил ее умолкнуть. Он схватил мальчика за подбородок и повернул его лицо к огню свечей. Казалось, увиденное его удовлетворило. Он провел пальцами по горлу Рафа, по груди, животу и паху.

Священник крепко сжал у него между ног. Раф извивался, пытался вырваться, но мать крепко его держала.

Наконец, священник выпрямился.

— Многообещающе, весьма многообещающе, — сказал он матери Рафа, и та радостно улыбнулась в ответ.

Священник снова взглянул на Рафа.

— А теперь, мальчик, встань на колени и помолись о выздоровлении твоего отца. Молись искренне, ведь Господь узнает, если ты был рассеян и не молился от всего сердца. Мальчики, огорчающие Бога, попадают в ад, ты же знаешь об этом? Но Святой Георгий услышит молитвы чистых и безгрешных детей.

Мать Рафа заставила его встать на колени перед множеством тоненьких зажжённых свечей. От них исходил такой сильный жар, что Рафу казалось, будто его лицо тает, оплывая как воск.

— Ты слышал, сынок, молись за своего отца. Он надеется на тебя.

Если они чисты и без греха. Казалось, тяжкий груз отцовской болезни навалился на худые плечи Рафа. Все совершенные им грехи закружились вокруг в отблеске свечей, огненные бесенята словно насмехались и подшучивали над ним. Украденные персики; ложь о том что он работал, а сам в это время лазал по деревьям; порванная рубашка, которую он попытался утаить; бесчисленные вечера, когда он клялся, что молился, а на самом деле не делал этого. Он стоял на коленях, а все его страшные злодеяния скакали вокруг, вращали глазами и не обращали внимания на его молитвы.

Когда на следующий день они вернулись домой, малыш Раф был уверен, что отец уже мертв. Драгоценное янтарное ожерелье матери, которое теперь украшало реликварий святого, принесено в жертву напрасно. Святой Георгий отказался слушать, потому что Раф согрешил. Господь, должно быть, убьет его отца в назидание Рафу. Мать разрыдается. Семья умрёт от голода. И всё это, все страдания в мире — его вина.

Но его отец не умер. В конце концов он полностью выздоровел, и маленький Раф чуть не кричал от радости, что никто в деревне не узнает, какой он грешник. Он думал, что избежал божьей кары, но оказалось, что это не так. Спустя два года вся семья вернулась в церковь того аббатства. И только в тот день, когда родители отдали его священнику, Раф понял, что он, как и янтарное ожерелье матери, стал частью её сделки с Богом — сын в обмен на жизнь мужа.

Лишь тогда ему рассказали, откуда у смертных мужчин такие высокие ангельские голоса. И только тем утром в аббатстве он наконец понял, зачем его искалечили.

***

Дверь распахнулась, в потоке солнечного света в комнату ворвалась Элена. Медные волосы сверкали на солнце, а на лице сияла такая пылкая радость, что Раф чуть не вскочил и не бросился к ней. Но едва взглянув на него, девушка отпрянула, блеск в глазах тут же угас. После короткого замешательства, она попыталась улыбнуться, но Раф знал — это просто вежливая улыбка, которая причинила ему больше боли, чем он мог представить.