Проклятие Византии и монета императора Константина

Утро было чудесное. По ясному небу плыли светло-розовые облачка, их отражения в зеркале реки перемешивались с мириадами солнечных зайчиков. Еще не обмелевший от летнего зноя Волхов катил на берег легкую волну. Утреннее солнце осветило купола Святой Софии, сочную зелень парка, мощные башни кремля, среди которых выделялся нарядный Кукуй. Несмотря на ранний час, на пешеходном мосту уже топтались первые туристы. Миновав улицу Чудинцева и проспект Маркса, Лобов свернул на неуютную Вокзальную площадь. Он не любил это место, здание вокзала наводило на него тоску. Видно, причиной тому – частые переезды, вся его жизнь проходила в дороге.

На тротуаре у вокзала, как всегда, перед прибытием московского поезда топтались таксисты, прохаживались женщины с табличками «жилье», старушки с цветами. Где-то заходился криком ребенок, из ближайшего киоска неслась музыка – звуки и голоса города, смешиваясь, превращались в одно сплошное «неразберипоймешь».

Потянулись первые пассажиры. С трудом расчищая себе дорогу в толпе, Лобов вертел головой по сторонам и не сразу узнал собственную вдруг повзрослевшую дочь – в какой-то мини-майке, с голым животом и гигантским, нестерпимо розовым чемоданом.

– Привет, папуль! – закричала Аля и кинулась к отцу на шею.

– Здравствуй, Алька! Как доехала?

– Чума-а-а! Не спала ни минуты! Мы с соседями по купе всю ночь в покер резались! – радостно сообщила дочь и, обернувшись, помахала кому-то рукой.

– На деньги?

– Не-а! Хотя стоило, потому что я всех их сделала!

Дмитрий Сергеевич с облегчением выдохнул:

– А мама как?

– Ясно как! Обижается!

– На что обижается?

– На то, что ты не звонишь, мобильник у тебя все время вне доступа, а эсэмэска пришла с какого-то чужого номера.

– Я же ее предупреждал, что у нас в лагере со связью плохо. Кроме того, мы с ней обо всем договорились, – начал было оправдываться Лобов.

Дочь его перебила:

– Да я-то без претензий, пап. Ну а чего там у вас на раскопе?

– Все хорошо, работаем, – сдержанно ответил Дмитрий Сергеевич, решив пока не посвящать дочь в события последних дней. Лучше потом, в более подходящей обстановке…

Отец и дочь пересекли вокзальную площадь и поравнялись с припаркованным у палисадника экспедиционным «уазиком».

– Ничего себе! – изрекла дочь, увидев чудо советского машиностроения с надписью «Археология» на борту. – Какая офигенная тачка у тебя, пап! – И тотчас принялась делать селфи на ее фоне.

Лобов сощурился от кислотно-розового чемодана:

«Ох! Не будет от этого толку…» – перевел взгляд на голый Алькин живот и вздохнул:

– Ты не против, ребенок, если мы сначала на Базу заедем?

– Не вопрос! Ах, да! Ты же тут, как на подводной лодке, сидишь, ничего не знаешь, самое главное пропустил. Помнишь, ты нам говорил про ту тетку с разными глазами? Так вот, мы с Валерием Петровичем, нашим соседом по даче, теперь ведем расследование того дела! – И дочь взахлеб принялась рассказывать, к каким поразительным выводам пришел отставной подполковник Торопко, узнав от нее об Алине Дмитриевой и старой визитной карточке.

Экспедиционный «уазик» свернул с моста на набережную Александра Невского, справа мелькнула белоснежная аркада Ярославова дворища, живописные церковки Торга, колокольня. Миновав перекресток, Лобов покатил по Ильине улице[28], по обеим сторонам которой шли аккуратные, свежевыкрашенные фасады симпатичных двухэтажных домиков – чудом сохранившаяся в войну застройка XIX века. Не доезжая нескольких десятков метров до церкви Спаса Преображения, машина остановилась. У входа в церковь уже прохаживались туристы с фотоаппаратами, в надежде взглянуть на фрески Феофана Грека, внутрь их пока не пускали. По правой стороне улицы за каменной стеной и резными воротами укрылись постройки подворья Знаменского монастыря. Здесь и располагалась Новгородская археологическая экспедиция, или, проще говоря, База, куда так не хотел, но вынужден был заехать Лобов. Он-то думал, что встретит дочь и сразу назад. Ан нет! Не дали, позвонили, вызвали к руководству: «Дмитрий Сергеевич, не таитесь, поделитесь своими успехами!» Видно, Шепчук донес, по Базе поползли слухи.

Докуривая сигарету перед вывеской «Памятник-музей», Лобов раздумывал, что делать с дочкой и чем ее занять. Разговоры ей быстро наскучат.

Вдруг знакомый голос прервал его размышления.

– Привет, Дим! Как жизнь, давно тебя не видела! – Это была Женя Ярис, его старинная институтская приятельница.

– Ой, Женька, ты все цветешь! – обрадовался Лобов.

Вкратце рассказав друг другу про житье-бытье, они стали прощаться, так как оба торопились.

– Я сейчас на Троицкий, – сообщила Женя и, посмотрев на Алевтину, предложила: – Если хочешь, Аля, пошли со мной. У нас там интересно. А отец, когда закончит разговоры разговаривать, за тобой заедет.

– Я с удовольствием, – тотчас согласилась та, чмокнула отца и устремилась за Женей.

Дмитрий Сергеевич зашел на территорию монастыря и направился ко входу в низкую угловую постройку.