Проклятие Византии и монета императора Константина

Дверь в кабинет замдиректора была приоткрыта, тот говорил по телефону. Лобов заглянул туда и решил подождать в коридоре. Но стоило ему сесть, как тотчас перед его мысленным взором нарисовались экспедиционные палатки, разборочные столы с разложенными на них находками, Машенька, Тася, Бьорн, поющий печальную песнь над своим давно почившим соплеменником… Внезапно мирную сцену нарушил Шепчук, выскочивший как черт из табакерки. Лобов явственно представил себе, как Ленчик деловито расхаживает по лагерю, всюду сует свой нос, направо-налево раздает советы… Поразительная бесцеремонность!

Кстати, по поводу сегодняшней беседы с руководством у Лобова не осталось никаких сомнений. Это, разумеется, Шепчук позвонил! Его работа! Может, он что-то затевает?

– Дима, Дмитрий Сергеевич! Ну, заходи же, не прячься! – донесся из кабинета бодрый голос Николая Лаврентьевича. Едва увидев Лобова, он просиял от радости и, невзирая на одышку, с необычайным проворством выскочил из-за стола и заключил коллегу в объятия. – Дорогой мой человек! Низкий тебе поклон за твою работу, за такие результаты! Порадовал ты старика! Ой, как порадовал! Вот только чего сам не позвонил? Партизан! – Продолжая улыбаться, он театрально погрозил Лобову пальцем. – Ведь это Леня Шепчук мне сегодня сообщил о твоем триумфе.

– Что ж мне, прямо из раскопа звонить? – замялся Лобов. – Мы едва находки разложили… – Он не успел договорить, как с поздравлениями к нему подошла помощница Николая Лаврентьевича, чопорная пожилая дама, и чмокнула, точнее, клюнула его в щеку.

– Ну, да это всегда так… Один умеет искать, а другой докладывать… – заметил замдиректора, в нетерпении потирая руки. – Ну-с, итак…

Лобов достал флешку (как чувствовал, поэтому и прихватил ее с собой) и подключил к стоящему на столе компьютеру, тотчас вниманием замдиректора и его помощницы завладели первые снимки, появившиеся на мониторе.

Дмитрий Сергеевич изредка вставлял свои комментарии.

Да, таких результатов от Торновского раскопа не ждал никто, кроме, вероятно, самого Лобова.

И как бы ни относилось новгородское археологическое сообщество к находкам из драгметаллов, на протяжении десятилетий повторяя, что, мол, не все то золото, что блестит, у нас иные задачи, но все же золотой византийский кубок производил колоссальное впечатление.

Разумеется, для людей науки денежный эквивалент находок, их цена стоит если не на последнем, то уж по крайней мере не на первом месте. Но у широкой публики, у прессы, у чиновников из Минкульта приоритеты выстраиваются в обратном порядке. К примеру, все они значительно сложнее усваивают информацию о том, что ни один раскоп в мире не дает такого объема средневековых письменных источников, и притом постоянно пополняемого объема, как Великий Новгород, в этом и состоит его исключительность.

Самому Лобову неоднократно доводилось наблюдать разочарование на лицах журналистов, держащих в руках маленький черный, свернувшийся в трубочку клочок бересты. И неважно, что в нем самое древнее на Руси письменное предложение руки и сердца: «…пойди за мьне, яз тебе хоцу, а ты мене»[29].

Подобные находки требуют объяснения, а вот кубок из чистейшего золота, украшенный драгоценными камнями, – нет.

Дмитрий Сергеевич понимал, о чем думает Николай Лаврентьевич, приковав свой взгляд к снимку. Искусное творение византийских ювелиров – находка имиджевая, резонансная, сенсационная, хотя в профессиональных кругах не любят это слово, но сейчас замдиректора употребил именно его – «сенсация».

«Пригласим прессу, покажем, расскажем, пошумим, а там, глядишь, и с финансированием кое-какие вопросы уладим».

Лобов словно читал мысли Николая Лаврентьевича, а тот решил ковать железо, пока горячо:

– У меня к тебе будет небольшая просьба, Дмитрий, – с нажимом произнес он. – Я понимаю, что ты очень занят, но с журналистами все-таки пообщаться придется. Это завтра и ненадолго, а потом сразу назад вернешься.

На лице Лобова изобразилась мука. Он рассчитывал ехать в Торново прямо сейчас и такого подвоха никак не ожидал.

– Ради общего дела. А Шепчука я предупрежу, чтоб без тебя они ничего не трогали! Даже к раскопу не подходили. Об этом ты не волнуйся, – договорил Николай Лаврентьевич и, вооружившись мощной лупой, вернулся к просмотру фотографии. – Подскажи, Дим, а что там как будто буковки сбоку, не разберу?

Обсуждение буковок заняло часа полтора, не меньше.

Когда Лобов бросил взгляд на часы, то мгновенно почувствовал угрызения совести. Лена права, на дочь времени у него не остается.

По счастью, до Троицкого раскопа было недалеко.

* * *

– Простите великодушно, милые дамы, что задержался, – с улыбкой произнес Лобов, подходя к увлеченно беседующим Жене и Алевтине, и молитвенно сложил руки. – Бросил ребенка, а тот небось голодный…

– Мы кофе пили, – не оборачиваясь, сказала Аля.

– А ты уже, наверное, домой собралась? – Лобов обратился к Жене: – Так давай мы тебя подбросим.

Но та лишь недовольно мотнула головой, мол, «раз опоздал, не мешай», и продолжила что-то объяснять Алевтине.