Проклятое сердце (ЛП)

Я послушная девочка. Обычно я делаю то, что мне говорят. Особенно когда это исходит от авторитетного лица.

Прежде чем я успеваю подумать, я сбрасываю тонкие лямки платья с плеч, обнажая грудь на прохладном ночном воздухе. Я чувствую, как напрягаются мои соски. Их натянутость ощущается так, будто кто-то прикасается к ним, хотя Данте и не поднял руки. Пока что.

Я сбрасываю платье полностью на траву и опавшие листья. Затем я выхожу из него.

— Трусики тоже, — приказывает Данте.

Мое сердце бешено колотится. Я никогда не была полностью обнажена перед мужчиной.

Я цепляюсь большими пальцами за пояс нижнего белья и тоже стягиваю его вниз.

Теперь я стою обнаженная, если не считать пары туфель на каблуках, в роще деревьев в общественном парке. В любой момент любой желающий может пройти мимо. Я сопротивляюсь желанию скрестить руки на груди.

Я чувствую легкий ветерок, скользящий по моей коже, как человеческое дыхание. Когда воздух касается моих ног, я могу сказать, что я очень мокрая.

Данте молча оглядывает мое тело. Его лицо настолько бесстрастно, что я не могу сказать, о чем он думает. Но его глаза горят, как два черных угля.

— Повернись, — приказывает он.

Я медленно поворачиваюсь, пока он снова не оказывается позади меня.

— Наклонись, — говорит он.

Я не понимаю, зачем он это делает. Я не знаю, чего он хочет. Это не то, чего я ожидала, когда пришла встретиться с ним. Я думала, мы поговорим, или он снова меня поцелует.

Вместо этого я наклоняюсь, чтобы коснуться пальцев ног, что трудно сделать, стоя на шпильках на неровной земле.

Это унизительно, так выставлять себя напоказ. Что он планирует? Что, если он сфотографирует меня вот так? Я умру от стыда.

Я слышу, как он двигается позади меня, и почти выпрямляюсь. Я стою в этой ужасной позе только потому, что еще больше боюсь ослушаться его.

Данте становится на колени позади меня.

И опускает свое лицо мне между ног.

Сзади я чувствую, как его теплый, влажный язык скользит вверх по всей длине моей киски.

Это так приятно, что у меня чуть не подгибаются колени. Я остаюсь в вертикальном положении только потому, что его массивные руки сжимают мои бедра.

Данте ест мою киску так, словно умирает с голоду. Он лижет, сосет и засовывает в меня свой язык. Он лижет меня абсолютно везде. Это так влажно, интенсивно, и абсолютно чертовски возмутительно.

Уязвимость моего положения и интимность мест, куда он засовывает свой язык — это просто безумно. Не могу поверить, что позволяю это. Но мне слишком хорошо, чтобы все останавливать. Я чувствую себя грязной и непослушной, и мне это чертовски нравится.

Пока он трахает меня своим языком, он протягивает руку и трет мой клитор.

О боже, у меня такое чувство, что я годами ждала, когда он снова это сделает. Я так долго думала о нем, что через несколько секунд почувствовала приближение кульминации, безжалостный стремительный рывок к тому освобождению, которого, как я боялась, я больше никогда не испытаю.

Данте еще глубже зарывается лицом в мои самые нежные места. Он использует свои толстые, грубые пальцы, чтобы тереть, нажимать и ублажать меня именно так, как он хочет.

Согнувшись вот так, моя голова опущена к лодыжкам, и вся кровь приливает к мозгу. Когда я начинаю кончать, мне кажется, что у меня аневризма. За моими закрытыми веками взрываются фейерверки, и я понятия не имею, кричу ли я так же громко, как в своей спальне. Боже, я надеюсь, что нет.

Оргазм пронзает меня даже сильнее, чем раньше. Я падаю, и только огромные руки Данте, обнимающие меня, спасают меня от падения на землю.

Он прижимает меня к своей груди. Я обмякшая, а он крепкий, как дуб.

Когда я снова могу видеть, он помогает мне надеть платье. Мое нижнее белье пропало, его невозможно найти в темноте.

— Тебе понравилось? — спрашивает он меня.

— Да, — отвечаю я своим самым приличным тоном. — Это было очень приятно.

Данте смеется. Я впервые слышу его смех — глубокий рокот, который вибрирует в его груди.

— Хочешь прокатиться? — спрашивает он меня.

— С радостью.

6. Данте

Я веду Симону к своей машине. Это всего лишь старый Бронко, потрепанный и серого цвета. В моем бизнесе лучше не ездить на шикарной машине. Лучше не привлекать слишком много внимания. Кроме того, я бы не поместился в какой-нибудь крошечный спортивный автомобиль.

Симона, кажется, не возражает. Она секунду стоит у своей двери, не прикасаясь к ручке. Я понимаю, что она ожидает, что я открою ее.

Я наклоняюсь вперед, чтобы схватить ее в ту же секунду, что и она. Мы сталкиваемся друг с другом, что никак меня не затрагивает, но чуть не сбивает ее с ног. Она краснеет и говорит:

— Извини, это было…

— Нет, я понял, — говорю я

Я никогда раньше не открывал дверь девушке. Я даже не думал об этом.

Я не совсем из тех, кто встречается. Я больше из тех, кто напивается в баре, и если кто-то посмотрит на меня, я, пожалуй, отведу ее домой.

Я люблю женщин так же, как люблю бургеры — если я голоден и есть что-нибудь в наличии, то я съем.

Симона не бургер.

Она — блюдо из десяти блюд, если бы я голодал пятьдесят лет.

Она могла бы вернуть меня к жизни, даже если бы я был бы почти мертв.