Проклятое золото храмовников

Впрочем, такой он и впрямь видел ее давным-давно, лет пятнадцать назад. От немолодой усталой женщины не осталось и следа. Сейчас это была величественная королева, скинувшая добрых десять лет, ибо кто-то ухитрился сделать ее брови соболиными, губы алыми, щеки румяными, а заодно избавить и от морщинок на лице.

– Пава, как есть пава, – прошептал кто-то из тверичей, а Кирилла Силыч брякнул:

– Ну, княже, воля твоя, а я Михайле Ярославичу посоветую за невестой для третьего сына в Полоцк меня отправить, да там среди местных княжон поискать. И пущай ты самую наилучшую оттуда вывез, но даже ежели избранница вполовину помене красой окажется, и того за глаза.

Благодарная улыбка скользнула по губам княгини и она певуче ответила:

– Токмо допрежь меня о своей поездке предупреди, чтоб я упросила оную кудесницу на денек поране к ним отправиться, – она оглянулась назад и протянула руку в сторону скромно стоящей позади Изабеллы.

Та подошла чуть ближе к княгине и, встав рядом, плавно склонилась в поклоне перед Гедимином.

– Она не токмо в лечбе сильна, но и в красе людской подлинные чудеса творит, – продолжала Ольга Всеволодовна, благодарно возложив руку на плечо стоящей рядом испанки, и, обратившись к тверичам, заметила: – Я уже выводила своих дочурок пред великими боярами, да сдается, они не успели их толком разглядеть. Потому, ежели дозволяет муж мой, великий кунигас, я б хотела сызнова их на погляд вывести, – и последовал легкий полупоклон с прижатой к пышной груди рукой.

Гедимин снисходительно кивнул, также давая добро на повторную демонстрацию дочерей, а Кирилла Силыч развел руками:

– Отчего ж не полюбоваться. Сделай милость, Ольга Всеволодовна, яви их.

Княгиня, обернувшись, небрежно кивнула и стоящая у двери пожилая нянька, повинуясь сигналу, ускользнула наружу, но тут же появилась обратно, ведя четырех княжон, включая старшую – будущую невесту Дмитрия Дайну.

Едва Петр глянул на них, как понял, что Изабелла успела поработать и над ними, скорее всего взяв за эталон моду, царящую при галицко-волынском дворе. Такая догадка возникла у него, потому что и прическа, и сам наряд, да и все остальное почти полностью соответствовали придирчивому вкусу тверских бояр. Имелись и отличия, на что честно указал Кирилла Силыч («платьишки у нас покороче носят, да и колты[22] ближе к вискам»), но и он признал, что так даже лучше.

Однако и после этой демонстрации усесться за стол княгиня не спешила. Подведя испанку за руку поближе к Гедимину, Ольга Всеволодовна еще раз осведомилась у супруга, доволен ли он трудами лекарки. Тот величаво кивнул. И вот тут-то княгиня попросила его покровительства над Изабеллой, ибо…

– Гонят лихие люди по всему белу свету сироту безвинную, вдовицу горькую, – с надрывом в голосе выдала она, – и нет ей нигде ни приюта, ни пристанища, ни надежного угла. А сама она, яко голубица кроткая, отродясь зла никому не причинила, одно добро. И ныне жаждет припасть к твоим стопам, взывая лишь об одном…

Слегка недоумевающий кунигас – ясно было видно, что княгиня не обговаривала с мужем заранее текст своего выступления – тем не менее внимательно выслушал супругу, после чего поднялся со своего кресла и торжественно пообещал Изабелле и покровительство, и защиту, и что на территории Литвы он никогда и никому не даст ее в обиду.

– Сработано на пять баллов, – восторженно прокомментировал Сангре, толкая в бок Улана. – Нет, ну как же ловко донья подстраховалась!

В основном в тот вечер гости поднимали чары как обычно: за дружбу, за будущий союз, не обошлось и без здравиц – и в честь литовского князя, и в честь тверского, и за жениха с невестой. Друзья в основном помалкивали, но раскрасневшийся Гедимин в середине застолья вдруг вспомнил про них и предложил Петру:

– Ну, а теперь за тобой черед, гость красный. Мне тут Давыд отписал, как ты в одиночку исхитрился гнавшуюся за вами дружину владимирско-волынского князя поначалу близ себя удержать, а опосля и обратно завернуть. И все это меча из ножен не вынимая, единым словцом. Вот и поведай нам его, не таись.

Сангре замялся, но делать нечего, поднялся с лавки и, предупредив Улана, чтоб готовился, заявил, что словцо словцу рознь. Еще у Екклесиаста сказано, всему свое время и время всякой вещи под небом. Кирилла Силыч одобрительно закивал, услышав, как Петр бойко цитирует Библию, но тот заявил, что точно также слово слову рознь и места им определены разные. С одним лучше на битву идти, другим – рати останавливать, а третьим место на праздничных застольях.

Тост его оказался и красив, и витиеват, но главное – необычен, не привыкли в Литве поднимать кубки в честь слабого пола. Сангре нашел уйму добрых слов и для княгини, и для ее дочек, а под конец, окончательно разойдясь, заявил, что и все остальные – наши матери, даровавшие нам жизнь, наши сестры, наши жены и наши дочери – тоже заслуживают всяческой похвалы, так пускай им…