Проклятые

Это был мой тринадцатый день рождения.

Телекамеры выхватили крупным планом моего папу, сидевшего в зрительном зале. Он сиял гордой улыбкой и демонстрировал новые зубные имплантаты.

Даже теперь, мертвая и в аду, рискуя в любую минуту спалиться за принятый платный звонок из Канады, я спрашиваю у Эмили:

– Ты не играла с подружками во французские поцелуи? Во втором или третьем классе…

– Ты от этого и умерла?

Нет, говорю я. Но я помню эту игру.

Да, может, я многое забываю и не признаю очевидного, и на пять лет старше, чем хотелось бы моей маме, но, когда смотрю на толпу из гавайских рубашек и гирлянд из искусственных цветов, забрызганных рвотой, и вижу вдали знакомое лицо, я знаю, что это мой брат. Это Горан. В отличие от разноцветных нарядов туристов с круизного лайнера, на Горане – ярко-розовый комбинезон с каким-то многозначным номером на груди.

Эмили все еще говорит со мной по телефону:

– Что такое игра во французские поцелуи?

А потом Горан с его пухлыми губами, созданными для поцелуев, Горан в ярко-розовом комбинезоне исчезает в толпе.

XIX

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Только не думай, пожалуйста, что я всегда прямо-таки блистала умом. Наоборот, я совершила немало ошибок, и одной из самых серьезных из них было в корне неверное представление о том, что такое французские поцелуи.

Игре во французские поцелуи меня научили мои одноклассницы, мелкие мисс Шлю фон Шлюхски. В нашем швейцарском интернате, где я чуть не замерзла насмерть, но лишь содрала всю кожу с ладоней, учились три препротивных девчонки, которые всегда держались вместе. Все, как одна, Сучки Максучкин, Потаскушки Вандерпотаскуш и Шалавы О'Шалави, они говорили и по-английски, и по-французски с одинаковым бесцветным акцентом, как у GPS-навигатора в папином «ягуаре». Девицы ходили, ступая на внешнюю сторону стопы, и ставили ноги на одну линию, как бы перекрывая один шаг другим, чтобы всем было ясно, что они много лет занимались балетом. Они были практически неразлучны и все делали вместе: резали себя бритвами или помогали друг другу блевать. В нашем замкнутом интернатском мирке они пользовались дурной славой.

Однажды я сидела у себя в комнате и читала Джейн Остен, и тут эти трое постучались ко мне и спросили, можно ли войти.

Да, иногда у меня проявляются антисоциальные наклонности, вызванные многолетними наблюдениями за стараниями родителей угодить кинозрителям, но все-таки я не настолько груба, чтобы послать одноклассниц куда подальше. Нет, я отложила в сторонку «Доводы рассудка», пригласила этих трех мисс Блядюжек Блядю войти и предложила присесть на минутку на мою по-спартански простую, но удобную односпальную кровать.

Прямо с порога одна из них спросила:

– Ты знаешь игру во французские поцелуи?

Вторая спросила:

– Где твой банный халат?

Третья сказала:

– Только пообещай, что никому не расскажешь.

Конечно, я притворилась, будто мне любопытно. Но мне было ни капельки не интересно, однако по их просьбе я выдала им халат. Одна из мисс Потаскуний О'Потаскун вытащила из халата белый махровый пояс. Другая мисс Шлюшка Вандершлюх попросила меня лечь на спину, и я легла на кровать, глядя в высокий потолок. Третья мисс Проститу Макпроститу просунула махровый пояс мне под шею и завязала его узлом на моем нежном горле.

Больше из вежливости и врожденной учтивости, нежели из искреннего интереса, я спросила, для чего нужны эти приготовления. Это тоже часть игры? Игры во французские поцелуи? Мы все были в одинаковой школьной форме: темных юбках-шортах, кофтах с длинными рукавами, мокасинах с кисточками и коротких белых носочках. Нам всем было по одиннадцать-двенадцать лет. Что касается дня недели, если не ошибаюсь, это был вторник.

– Сейчас все узнаешь, – произнесла одна мисс Курва фон Курвенберг.

– Это будет… si bon[5], – сказала другая мисс Стервь Вандерстервен.

Третья добавила:

– Больно не будет, честное слово.

Я всегда была человеком доверчивым и открытым. Может быть, даже слишком доверчивым, когда дело касается мотивов и тайной выгоды других людей. Мне показалось, что было бы некрасиво подозревать своих одноклассниц в дурных намерениях, поэтому я выполняла их указания, не задавая вопросов. Девочки расположились вокруг меня на кровати. Первые две уселись по бокам, рядом с моими плечами. Третья осторожно сняла с меня очки и, держа их в руке, села возле моих ног. Девочки по бокам взялись за концы махрового пояса, завязанного свободным узлом на моей шее. Третья велела: тяните.