Проклятые

— Кэрол, я говорю тебе это не потому, что хочу очернить его в твоих глазах, а для того, чтобы ты поняла, какой он был на самом деле, чтобы не убивалась по нему так и постаралась поскорее забыть. Он не виноват в том, что был болен, не виноват в совершенных преступлениях, потому что не осознавал, что делал. Нельзя обвинять человека в том, что его одолела болезнь, в этом нет его вины. Таково мое мнение. Поэтому я хотел ему помочь, дать шанс излечиться, который он отверг. Но оправдать то, что он намеренно, осознанно пренебрег тобой, твоей жизнью уже нельзя. Когда он лгал тебе, когда женился, когда убеждал не верить мне и настраивал против меня, когда уговаривал уехать и когда увозил тебя неизвестно куда — в этом он отдавал себе отчет, он делал это осознанно и хладнокровно, все прекрасно понимая. Он сам виноват в том, что случилось. Ни ты, ни я — он!

Кэрол закрыла лицо руками, беззвучно расплакавшись. Мэтт знал, все знал! Это стало для нее еще одним ударом, разрушившим то немногое, что у нее оставалось — уверенность в том, что осознанно он никогда бы не сделал ей ничего плохого, что был тем, кому она могла безоглядно доверять, что она и делала, за что едва не поплатилась жизнью. Даже он ее обманул. Как верить мужчинам?

— Кэрол, не надо плакать, — стал утешать ее Джек. — Скорее всего, для него так лучше, как бы дико и жестоко не звучали мои слова. Подумай сама, что его ожидало — тюремная психушка до конца дней, а это похуже, чем тюрьма. Для него это стало бы адом на земле. Вас бы все равно разлучили, и он был бы похоронен заживо в стенах дурдома, обреченный на медленную мучительную смерть взаперти, среди жестоких врачей и сумасшедших пациентов. А теперь он свободен от всяких клеток и стен, от своей болезни, от страданий. Ему не было жизни на земле, а там, — Джек кивнул вверх и посмотрел в окно, на небо, — ему будет хорошо. Господь позаботиться о нем. Потому что душа его чиста и невинна перед Господом, его грехи вместе с его болезнью остались здесь, на земле, в его теле. И там, на небе, ему воздастся за его муки на земле.

Осторожно, боясь причинить боль, коснувшись ее лица, он повернул его к себе и осыпал страстными поцелуями.

— Забудь его, забудь. Все забудь. Его больше нет. А я готов на все ради тебя, только позволь мне тебя любить. Если хочешь, я выпущу на свободу всех маньяков, только при условии, что ты не будешь с ними спать и выходить за них замуж, потому что мое бедное сердце этого больше не выдержит, — он грустно улыбнулся и прижался было к ее губам в горячем поцелуе, но девушка отшатнулась от него и отвернулась, прикрыв ладонью обезображенный рот, удивляясь про себя, как ему не противно прикасаться к ней, если ей самой было противно даже смотреть на себя в зеркало.

— Я не верю больше тебе, Джек, ни одному твоему слову. О какой любви ты говоришь, если ты даже не предупредил меня о том, как опасен Мэтт. А ведь я так тебе верила, так восхищалась тобой, а оказалось, что ты всего лишь хитрый авантюрист, который обманул всех — народ, прессу, правосудие… я уже не говорю о себе. Ты заставил всех поверить в то, что спасаешь невиновного, борешься за справедливость, что ты сделал невозможное, раскопав дело восьмилетней давности и поймав настоящего маньяка, избавив общество от опасности — такой вот герой, сыскавший себе всеобщее уважение и благосклонность. А на самом деле, ты не вел никаких расследований, не совершал невозможного, ты всего лишь на всего отыскал несчастного, который согласился взять на себя вину.

— Не важно, как, главное — я дал ему свободу! — начал злиться Джек, теряя терпение. — Я помог тебе и ему — в этом ты меня теперь обвиняешь? Нужно было послать вас обоих к черту — или и в этом случае я был бы плохим, так? Как ни крути, я плохой, и все сделал не так и не правильно!

— Помог? Ты помог?! — взвилась Кэрол, тоже выходя из себя. — Да ты его погубил! Он был болен, ему не нужна была свобода, ему нужно было лечение! Ты это понимал! Ты должен был мне все рассказать, тогда все было бы иначе, он был бы жив! Я бы добилась, чтобы его из тюрьмы перевели в хорошую больницу, где ему оказали бы помощь, именно ту помощь, которая была ему нужна, а не которую оказал ты! Возможно, его бы даже вылечили. Или, по крайней мере, он был бы жив. А теперь… теперь его нет, — голос ее задрожал от слез. — Выпустив его на свободу, ты обрек его на погибель, ты знал, что он не сможет выжить на воле, что его ожидает либо смерть, либо новые аресты за новые убийства. Может, на это ты и рассчитывал, этого добивался, освобождая его — уничтожить его окончательно? Вернее, чтобы он сам себя уничтожил, как и произошло? Или тебе было просто наплевать на то, что будет с ним и с теми, кого он может убить?

— Я же говорил тебе, что не собирался бросать его на произвол судьбы, я предложил ему…

— А почему бы сразу не поместить его в клинику?