Проклятые

— Ты говоришь, как Джек! Он никогда не верил в мою любовь к Мэтту, считал это детским капризом, только вы оба не правы! Я любила его, слышите, любила! Откуда вам знать о том, что я чувствовала и что чувствую сейчас? Как вы можете судить, не зная, что у меня на сердце? Я не знаю, что толкнуло меня в объятия Джека, может, мне просто захотелось любви и тепла, но это было моей ошибкой, и я жалею об этом!

— А если бы он не выгнал тебя — тоже бы жалела?

— Да, жалела бы. Потому что я предала Мэтта.

— Ты не предавала его, Мэтта больше нет. А ты продолжаешь жить. И нельзя себя заживо хоронить вместе с ним. Не надо плакать, девочка моя. Ну, прости меня. Я знаю, ты его любила. Я согласна с тем, что ты сделала ошибку, переспав с Джеком, но Мэтт к этому не имеет никакого отношения. Просто Джек из тех мужчин, от которых нужно держаться подальше.

— Я это уже поняла, — горько заметила Кэрол.

Приблизившись к ней, Куртни взяла ее за лицо и заглянула в глаза.

— Ты должна его забыть. Забыть о том, что между вами произошло.

— Именно это я и собираюсь сделать. Забыть, как страшный сон.

— Боюсь, тебе придется очень постараться. И ты не должна больше поддаваться ему, слышишь меня? Ты должна быть сильнее его, иначе он тебя погубит!

— О чем ты говоришь, Куртни? Он отомстил и уже думать обо мне забыл! А если захочет мстить еще… что ж, пусть мстит. Я выдержу. Я все выдержала, неужели не выдержу и это?

— Я говорю не о мести, а о любви, — угрюмо возразила Куртни. — Я только что ему звонила. Он пьян в стельку. На него это не похоже. А что, если он все еще не равнодушен к тебе?

— Не равнодушен. Он меня ненавидит. Я его тоже. Так что не о чем тебе переживать. Если между нами и было когда-то что-то хорошее, то после этой ночи ничего не осталось. А о любви не может быть и речи. Это даже смешно звучит после того, что произошло сегодня.

— Не переживай, девочка, он поплатится за то, как с тобой поступил. Ему это с рук не сойдет, — заверила Куртни.

Кэрол побледнела, устремив на нее расширившиеся в тревоге глаза.

— Нет, Куртни, умоляю тебя, не вмешивайся, не надо!

— Как это не надо? Думаешь, я позволю какому-то самонадеянному прохвосту унижать тебя? Да я его в порошок сотру!

Кэрол бросилась к ней и, упав на колени, схватила за руки.

— Пожалуйста! Я не хочу, чтобы из-за моей глупости ты потеряла такого ценного адвоката, ведь он самый лучший, он нужен тебе! Не хочу, чтобы вы стали врагами, чтобы ты пострадала только потому, что я не смогла его оттолкнуть! Сжалься надо мной! Я и так приношу одни несчастья и горе, я больше этого не перенесу… Пожалуйста, давай просто об этом забудем. Бог с ним, с этим Джеком, отомстил за свое уязвленное самолюбие — и пусть! Давай не будем все усугублять. Я и без того чувствую себя ничтожеством, а если ты еще начнешь наказывать мужчин в моей жизни, как будто я никчемный ребенок под твоей юбкой… это так унизительно. Я сама должна справляться с проблемами в своей личной жизни. Я взрослая женщина, ты же сама так говорила.

Куртни улыбнулась и подняла к себе ее лицо.

— Да, ты взрослая женщина. И нет таких женщин, которые никогда не совершали то, о чем потом сожалели. Хорошо, я не буду вмешиваться, ты права. Это действительно унизит тебя, я не подумала об этом. Ты сама должна решать, что делать в этой ситуации — забыть или отомстить.

— Мстить? Он мне, а я ему — и так до бесконечности? Нет, не хочу. К тому же, силы не равны. Я не собираюсь с ним воевать. Я просто забуду.

Легко было сказать — забуду.

Оставшись наедине, Кэрол долго обливала слезами фотографию Мэтта, вымаливая прощения. Никто не верит в то, что она его любила. Почему?

Хотя теперь, после своего постыдного поступка, она вряд ли имеет право говорить о своей любви и преданности мужу. В эту ночь они были уничтожены в объятиях другого мужчины.

И она плакала от боли, разрывающей ей сердце. И эта боль не имела отношения к Мэтту, перед которым она чувствовала только раскаяние и чувство вины. Эта боль преобладала над всем остальным, даже над чувством унижения. Грудь нестерпимо жгло. И слезы были такими горячими, что обжигали щеки. Даже злоба и ярость отступили, а под ненавистью, обращенной на Джека, она вдруг разглядела другое чувство, и именно оно так ее жгло и вызывало такую боль… а еще тоску. Она вдруг поняла, как нужен ей этот человек, как ее к нему тянет. Он заполнил собой все ее сердце. Она слышала его голос, видела перед собой его лицо, чувствовала его прикосновения.

Джек. Это имя отзывалось в ней ноющей болью и сладким трепетом.

Это было похоже на лихорадку. На болезнь. Болезнь, давно уже появившуюся у нее, и только сейчас давшую о себе знать в полную силу.