Проклятые чувства

— Колька Лазарев всегда проявлял ко мне интерес, еще со старших классов. Он был очень задиристый, почему-то всегда какой-то озлобленный и завистливый мальчик. Я бы не назвала его хулиганом, скорее он был из тех людей, которые что-то могут сделать исподтишка. В общем, подленький он был человек и никогда мне не нравился. Особенно стал он мне уделять знаки внимания в последний год пребывания в нашем пионерском лагере. Я тогда стала общаться с Пашей и именно тогда поняла, что готова влюбиться в этого мальчика. И влюбилась. Никого больше не замечала, только его. А Колька бесился от этого, всегда при возможности пытался ущипнуть меня, задеть, кинуть в мой адрес неприятное слово, Пашу постоянно задирал. Но это так… юношеские забавы, хотя именно с этого все и началось. Помню, перед уходом в армию Колька встретил меня на улице и с такой противной ухмылкой сказал: «Вот вернусь с армии и найду тебя, Дуся, добьюсь я тебя любой ценой…» Я потом и забыла вообще про него. Я ж только Пашу любила, ждала его одного и хотела быть только с ним. Никого к себе не подпускала, берегла себя только для него — это была настоящая чистая девичья любовь… Но судьба распорядилась так, что, видимо, не суждено нам было быть с Павлушей, или он сам так решил, но… я же видела и ощущала его любовь, но почему он исчез, я так и не поняла. — Евдокия Михайловна смахнула левой рукой предательскую слезу. — Но зато вместо него появился Николай… Я окончила четвертый курс и поехала в Каймар, отец тогда уже умер, и осталась там только одна маменька. И сестра там у меня сводная была, по отцу… Выследил он меня, змей окаянный, когда в лесок я пошла погулять, землянику собрать хотела, чтоб самой покушать да маменьку покормить — слабенькая она уже у меня была. А он… надругался он надо мной, силой взял… Я сознание потеряла, а потом пришла в себя, а у меня сарафан порван, волосы всклочены, на правой ноге кровь засохшая, а внизу живота так все болит и тянет неприятно… Добралась я кое-как до речки, привела себя в порядок и затем еле живая доковыляла до дома. Маменьке наплела историю, что волк на меня напал, еле отбилась палкой, сарафан вон мне изодрал. Ревела всю ночь, пытаясь загасить всю боль и унижение, ведь… не такой я близости с мужчиной хотела, не для этого себя берегла все эти годы. Эх, Пашенька, и почему ты тогда исчез, был бы рядом — ничего подобного не случилось бы. Матушке своей ничего говорить не стала — а зачем? Что бы это решило, только еще сильней расстроило бы ее, да и стыдно мне было об этом говорить. Был бы жив отец, может, и решилась бы рассказать…