Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Спойлер… хм. Пожалуй, он здесь невозможен. «Сад» – это 400-страничное читательское ожидание: когда же хоть что-то начнется? Однако фабула скудна до неприличия: княгиня родила дочь Тусю, та до пяти лет не говорила, потом выучилась материться и полюбила лошадей, потом вышла замуж за альфонса с гомосексуальными наклонностями: мужиковата была, на любителя. Действия как такового нет, вместо него вас заставят до рези в глазах любоваться декорациями: «Сочная, почти первобытная зелень перла отовсюду, кудрявилась, завивалась в петли, топорщила неистовые махры. Сонное пчелиное гудение, комариный стон, ход соков в невидимых прочных жилах, лопотание листьев и даже тонкий, натужный писк, с которым раздвигали землю бледные молодые стрелки будущих растений». Надоело? А вы еще полюбуйтесь: «Вокруг дома вскипал сад, тоже акварельный, зеленовато-белый, весенний». Эх, раз, еще раз, еще много-много раз. Вас предупреждали: оставьте упованья.

Лет шесть назад сервильный «Сноб» пускал сладкие слюни: «Марина Степнова вышла на тот уровень, когда фабула уже не особенно нужна». Похоже, что г-жа авторесса уверовала в комплимент, а зря. Впрочем, что о том толковать? С фабулой мы уже простились: au revoir, chérie – в сад! Но нет худа без добра: бессмыслица вмещает в себя все смыслы, доступные читательскому воображению.

Впрочем, лейтмотив выдумывать не придется: высоковольтная ненависть к русским – это у Степновой распивочно и навынос, оптом и в розницу: «Держись от московитов подальше, сынок, дикий народишко, дикий и трусливый» и проч. Я уже спрашивал однажды, откуда что взялось: чай, «Большую книгу» М.С. не в Лондоне вручали и не в Париже… Не дает ответа. Зато тема прописана четко. В отличие от всего остального.

Большинство героев романа родом из песни Максима Леонидова: то ли девочки-мальчики, то ли виденья. Обрюхатил князь Владимир Анатольевич благоверную – в сад. Заглянули старшие дети в родительское имение – в сад. Сшила вдова Арбузиха княгине десяток туалетов – в сад. Выспалась воспитанница Нюточка с заезжим игроком и аферистом – в сад. Мелькнул метеором Александр Ульянов, ради дурной издательской моды произведенный в заднеприводные, – и его тем же маршрутом. Широкий выбор пейзажей и натюрмортов, а портрет – не наш жанр. Все в сад!

Детали ровно того же свойства: ни одна не работает. Есть, к примеру, у Барятинской астрономически дорогая кашмирская шаль – прадед в 1800 году отдал за нее деревню ценой в 12 тысяч целковых (еще одна ересь: красная ей цена в то время была 200 рублей, писал Иван Муравьев-Апостол). Шаль описана с великим пиететом и тщанием: черно-алая, затканная слезами Аллаха… И что в итоге? Заблевала брюхатая княгиня кашмирскую тряпицу – в сад!

И добро бы речь шла только о персонажах. Примерно то же самое с проблематикой: противостояние сословий, противостояние полов – все наспех обозначено, но оборвано на полуслове. В сад! – то пронизанный медным закатным солнцем, то черный, будто жестяной. Это же не в пример важнее полудиких крестьян-гоминидов (авторская формулировка).

Тоже важный момент, прямо-таки сюжетообразующий – классический перформанс: нарядилась Степнова Водолазкиным… Князь Владимир Анатольевич то Дрюона процитирует: «негоже лилиям прясть», то Мандельштама: «Россия, Лета, Лорелея». Как-то невзначай в пореформенную эпоху забредут декаденты под ручку с Набоковым и залетит грузовой дирижабль Циолковского. Зачем? – не слишком понятно. Спасибо и на том, что обошлось без пластиковых бутылок. А потом М.С. забава до смерти надоест – в сад!