Читаем Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы полностью

Увы, тут у Савельева не все задалось. Скажем так, не Холлингхерст. Читая откровения Алекса, пребывающего более половины книги в закрытом помещении, с трудом веришь в то, что у него скрипит «потертое очко». Но большой достоверности, наверное, и не надо. У нас же русская литература, мы же не пиндосы. Главное призвать милость к падшим по заветам классики, донести до гомофобов России: знаете, есть такие люди – геи. Им необязательно нужен гей-клуб или гей-парад. Это предубеждение, гомофобия. «Мы предпочитаем ходить в галереи, в театры…».

В целом же из романа Савельева ясно – Россия отстала от Запада и тут, в том числе по гей-клубам. Не тот размах, не та культура. Остается поверить знатоку на слово.

Ну да ладно, не будем мелочиться. Герои в обоих романах не главное.

В «Средней Эдде» Захарова их столько, что всех и не упомнишь, да и сразу не разберешь, чем Дима отличается от Саши или Ильюши.

За всеми авторскими петляниями и у Савельева, и у Захарова старый вопрос, тухлятина 90-х годов: «Что же будет с Родиной и с нами?».

Хотя почему старый? Акценты-то расставлены по-новому. Про то, что будет «с нами» гораздо интереснее. А страна… Да какая тут страна, когда у Савельева герой, приехавший к папке-толстосуму, прикован к охраняемому помещению, а у Захарова свора пиарщиков и прочих «белых людей» перемещается из кабинета шефа на встречу с избирателями (одна из линий – это такой литературный «День выборов», что конечно, тоже очень ново) и далее на ток-шоу. Страна – это унылый пейзаж за окном машины, следующей к телестудии или редакции. У Идиатуллина почти та же мысль: родины приходят и уходят, а квартиры остаются, они – величина постоянная.

«Мы живем в эпоху постмодерна». На этот «свежий» тезис Савельев потратил в своем романе аж две имитационные статьи. Боже мой, да форумные вояки по тысячному кругу прошлись по этой мудрости веков.

Захаров: «Оппозиция-то ненастоящая». А то мы не знаем. На всех заборах написано. Да и не слепые. Литературно тут со времен «Зияющих высот» Александра Зиновьева – ничего нового. Скучно, вот и принялись играть в движуху, чтоб административный состав не тучнел. «Зарница» для председателя.

Все это известно, а более того, старо. Стало таким даже с точки зрения повестки. В свете ситуации с короновирусом и полного падения социальной и даже псевдополитической активности оба романа выглядят неадекватными и несовременными. Один полгода спустя, другой в момент публикации. «В Багдаде все спокойно, все болеют».

Предугадать такой исход было несложно. Перед нами картинки и анекдоты. Из этих «книг» изъяты люди, характеры. А они как раз более постоянная величина, чем ситуация или событие. Мы, может быть, и течем, но не до такой же степени.

Но я уверен, такое, про виртуальный шум в высоких кабинетах, будет выходить и далее. Это вопрос идеологии, а не эстетики. Вопрос естественного, присущего «лучшим современным авторам» мировоззрения. «Лучшее издание», «лучшее издательство», «лучшие люди», блат и дружба. Это их современность, их актуальность. Они ухватили литературного Бога за бороду. «Жизнь удалась».

Ребята не просто хотят убедить нас, что распространяемая ими деза и шиза (теперь и в вашем любимом издательстве) – есть нечто реальное и актуальное. Они делают заявку на то, что это единственно возможная современность и актуальность. Альтернативы ей нет.

«Нет разницы, кто настоящий, если все продолжается».

Что ж, пора поломать этим людям малину и посмотреть, может вопрос о настоящем, станет все-таки современным и актуальным.

Собрано по лицензии

Алексей Поляринов. Риф. М.: Эксмо, Inspiria, 2020


Алексей Поляринов – очередная надежда отечественной прозы.

Старые-то (Секисов, Гептинг, Рябов) уже отцвели, как хризантемы в саду.

Первый роман Поляринова «Центр тяжести» был скроен из нежных черт автобиографии и зарисовок гражданского активизма. Второй, «Риф», посвящен сектам, семье и памяти.

Большие вопросы. А проза маленькая.

Почему так получилось? Гигант интеллектуального перевода, сам потомственный интеллектуал, родил прозаическую мышь для чтения в кафе и на пляже.

Объяснений тому достаточно.

Начнем с того, что есть проза, которая прорабатывает и разрабатывает тему, а есть, та, что всего-навсего спекулирует на определенной тематике.

В первой присутствует поиск, а значит, на выходе получается какой-никакой результат – некое новое знание. Во второй – идет эксплуатация кем-то когда-то найденного, перетирание и реферативное изложение общеизвестного. Первая апеллирует к самопознанию и саморазвитию, вторая – к ощущению, что ты не один такой дурак на свете. Есть люди и поглупее тебя – герои, тот же автор.

Но на чужом горбу въехать в рай трудно.

Поэтому вместо романа большой темы и проблемы, от которого гудит голова и роятся мысли, стоит шум по всей Вселенной, получаем псевдоинтеллектуальную жвачку, где витает флер научности и высоких дум (антропология, мифология, университеты, «большие ученые», «электроны»), и только.

Роман Поляринова может быть интересен лишь в том плане, что перед нами книга нового рода.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Батюшков
Батюшков

Один из наиболее совершенных стихотворцев XIX столетия, Константин Николаевич Батюшков (1787–1855) занимает особое место в истории русской словесности как непосредственный и ближайший предшественник Пушкина. В житейском смысле судьба оказалась чрезвычайно жестока к нему: он не сделал карьеры, хотя был храбрым офицером; не сумел устроить личную жизнь, хотя страстно мечтал о любви, да и его творческая биография оборвалась, что называется, на взлете. Радости и удачи вообще обходили его стороной, а еще чаще он сам бежал от них, превратив свою жизнь в бесконечную череду бед и несчастий. Чем всё это закончилось, хорошо известно: последние тридцать с лишним лет Батюшков провел в бессознательном состоянии, полностью утратив рассудок и фактически выбыв из списка живущих.Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума… —эти знаменитые строки были написаны Пушкиным под впечатлением от его последней встречи с безумным поэтом…В книге, предлагаемой вниманию читателей, биография Батюшкова представлена в наиболее полном на сегодняшний день виде; учтены все новейшие наблюдения и находки исследователей, изучающих жизнь и творчество поэта. Помимо прочего, автор ставила своей целью исправление застарелых ошибок и многочисленных мифов, возникающих вокруг фигуры этого гениального и глубоко несчастного человека.

Анна Юрьевна Сергеева-Клятис , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное
Азбука Шамболоидов. Мулдашев и все-все-все
Азбука Шамболоидов. Мулдашев и все-все-все

Книга посвящена разоблачению мистификаций и мошенничеств, представленных в алфавитном порядке — от «астрологии» до «ясновидения», в том числе подробный разбор творений Эрнста Мулдашева, якобы обнаружившего в пещерах Тибета предков человека (атлантов и лемурийцев), а также якобы нашедшего «Город Богов» и «Генофонд Человечества». В доступной форме разбираются лженаучные теории и мистификации, связанные с именами Козырева и Нострадамуса, Блаватской и Кирлиан, а также многочисленные модные увлечения — египтология, нумерология, лозоходство, уфология, сетевой маркетинг, «лечебное» голодание, Атлантида и Шамбала, дианетика, Золотой Ус и воскрешение мертвых по методу Грабового.

Петр Алексеевич Образцов

Критика / Эзотерика, эзотерическая литература / Прочая научная литература / Эзотерика / Образование и наука / Документальное