Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Композицию Замшев явно изучал в школе Соломона Кляра: две шаги налево, две шаги направо, шаг вперед и шаг назад. Линейный сюжет? – вчерашний день и вообще моветон; нынче уважающий себя литератор должен максимально затруднить процесс чтения. Потому «Концертмейстер» страдает тяжелой аритмией: 1985–1948 – 1953–1985 – 1953–1948 – 1970… и так до бесконечности. Не пытайтесь искать в буреломе флешбэков какую-то логику, они возникают лишь по авторской прихоти. Ваша задача – собрать головоломку. По-моему, паззл и литература – не совсем чтобы родственные жанры. Но это лишь по-моему.

Композиционная аритмия осложнена стилистической – не знаю, право, с чего тут и начать. Давайте с клубничного десерта, что ли. Давно говорю, что эротика – лакмусовая бумажка литературного мастерства. У Замшева она похожа не то на объяснительную записку, не то на судейский протокол: «они совокуплялись на полу в коридоре», «он принуждал ее к соитию». Суконный канцелярит внезапно сменяется заливистыми фиоритурами откровенно бульварного качества: «Все одиннадцатилетнее варево обиды заклокотало в Арсении». А за «бурю эмоций» прозаика надо пороть. Публично, чтоб остальным неповадно было. Равно и за «гламурную летнюю влажность» в главе про 1975 год.

Как сказал Вильям наш Шекспир, несчастья начались, готовьтесь к новым.

Когда вьюнош 1972 года рождения берется за историю Советского Союза – жди беды: медведей на велосипеде, безродных космополитов на помеле и прочих троцкистов на синхрофазотроне.

Для разминки – 1970 год: московские студенты приехали на экскурсию во Владимир, зашли в гастроном за едой на обратную дорогу, а купить-то и нечего – водка, спички, макароны. Водка в продуктовом? Хм. Видимо, совместное постановление ЦК и Совмина № 1365 от 15 декабря 1958 года «Об усилении борьбы с пьянством» не для Владимира писано. Да, а какие проблемы с провиантом? Прекрасно помню: на каждом углу – киоск, пирожки по 10 копеек, беляши по 17.

Дальше – больше. 1949 год: Лапшину и Шнееровичу, уволенным за пятую графу, удается устроиться в кинотеатр таперами: «Кинохроника им тогда досталась на редкость пафосная. Нескончаемое ликование, нескончаемое восстановление народного хозяйства, долгожданное счастье мирной жизни. А музыкальный фон всему этому великолепию создают два изгнанных из консерватории еврея». Ой вей, что за цорес, прямо до слез! Но, на минуточку, кто мне объяснит за таперов? – даже довоенный «Союзкиножурнал» был вполне звуковым.

И вновь 1949-й: Людмила Гудкова выходит замуж за французского дипломата. Ага. После Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1947 года о запрете браков с иностранцами. Само собой, это была иезуитски коварная операция МГБ. Видимо, законченные crétins из французской контрразведки не понимали, что à la guerre, ясен пень, cherchez la femme – особенно при таких-то вводных.

Однако избытком логики здесь никто не отличается. В квартире, где звучат крамольные речи, установлена прослушка – однако чекистам зачем-то еще и осведомитель понадобился. Диссидент в 1975 году держит у себя на рабочем столе номера запрещенного «Континента» – по шконке заскучал? Мужняя жена хранит в супружеской квартире квитанции о денежных переводах любовнику – тоже, видимо, камикадзе?

«Концертмейстер» оставляет по себе трагикомическое впечатление: сулили Рахманинова, а сыграли «Собачий вальс» на расстроенном пианино. Фальшиво и без коды – оба лейтмотива тонут в бисквитно-кремовом диминуэндо.

Впрочем, для прозы богоизбранного народа косноязычие, фабульные прорехи и паралогизмы – дело десятое. Вся она, от тополевского «Любожида» до чижовской «Полукровки», стоит, по слову Топорова, на этническом детерминизме – он здесь и царь, и Бог, и воинский начальник.

То же у Замшева: Лапшин – глыба, ибо Лазаревич. Норштейн – матерый человечище, ибо Норштейн. Арсений Храповицкий – талантище, ибо по матери, таки да, тоже Норштейн. Полуэстонец Волдемар Саблин – отважный диссидент и секс-машина: ублажил Свету Норштейн, у которой с мужиками титульной нации «случалось коряво». Горяччий эстоонский паарень!

А русские не только в постели омерзительны. Гудкова и Платова – сексотки и гэбэшные подстилки. Лейтенант Аракчеев – садюга: «Когда Петька не слишком умело чистил картошку, он встал над ним и начал толкать его под руку, вроде как в воспитательных целях. В итоге Петька прилично рубанул себе ножом по пальцу».