Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Историзм, скажете? Если это и история, то о-очень альтернативная. Да вы не хуже меня знаете универсальную индульгенцию: я художник, куды не на фиг, я так вижу. Впрочем, обошлось без сипахов на тачанках и этеристов в шлемах и кожанках, – и на том спасибо. Особенно после недавних откровений Кучерской: «Стало понятно, как работают настоящие писатели. Когда исторической правдой можно пренебречь и поменять императоров местами, а когда не стоит…»

Полифония и пестрота стиля, обещанные восторженными критикессами вроде Андреевой, на поверку оказываются монотонным монологом Л.Ю.: «Государь не слушает ничьих советов и твердо намерен проехать более четырех тысяч верст. От долгих молитв у меня мозоли на верхней части голеней, такие же, как у него. Я причислен к фронде, и в результате этой интриги командовать назначенной к встрече государя моей же ротой будет подпоручик Драверт», – фрагмент смонтирован из реплик трех персонажей. Вы это заметили?

Дистиллированный язык в равной мере годится и для доклада на профсоюзном собрании, и для признания в любви, хотя Юзефович грозился воссоздать подлинный антураж эпохи. А как его воссоздают, если не языковыми средствами? – короче, явный незачет.

«Филэллин» – типичная толстожурнальная проза без особых примет, словно ангел Лаодикийской церкви старался. К несчастью, в России читают не текст, но автора…

Нижний Тагил, февраль 2021.

Карл Густав Юнг – Зигмунду Фрейду

Я был прав, когда называл литературу большим подарком для психиатра. Вот несколько цитат из романа, который, по словам Сабины, несказанно обогатил русскую словесность. 73-летний прозаик Ю. проявляет стойкий, на грани навязчивости, интерес к женскому mons pubis, точнее – к растительности на нем:

«Растительность на лобке имела небольшую выемку в том месте, где мысленно проведенная через пупок вертикальная линия пересекает воображаемую черту, соединяющую верхние части бедер. Сюзи лежала на спине, эта выемка делала ее пушистый треугольник в низу живота похожим на черное сердце».

«Я смотрел на отнюдь не кукольные груди, на широкие бедра с темневшим между ними не треугольником, а бесформенным волосяным гнездом, непропорционально крупным по сравнению с ее ростом».

«Мне на квартиру принесли запечатанный пакет из гостиницы. Внутри я обнаружил клок ее лобковых волос, перепачканных засохшей менструальной кровью».

Я выписал из Цюриха другие книги того же автора. В первой же, открытой, кстати, наугад, обнаружились знакомые мотивы:

«Днем Катя постригла ногти на ногах и подровняла волосы на лобке».

Полагаю, случай можно квалифицировать как трихофилию. Опять-таки не без помощи Сабины мне удалось отыскать в русском фольклоре архетипический образ, лежащий в основе подобной фиксации: «Девки спорили на даче…», – приличия не позволяют мне привести здесь окончание.

Любопытно было бы ознакомиться и с вашим мнением.

Кюснахт, январь 2021.

Леонид Юзефович (из интервью «Огоньку»)

«Погоня за призраком – единственная, пожалуй, идея романа, которую я могу внятно сформулировать.

Если писатель может четко сформулировать идею будущего романа, я не очень понимаю, почему нельзя просто высказать ее, для чего нужно сочинять роман? Для иллюстрации авторской мысли, что ли? В советском литературоведении такой подход определялся как “воплощение идеи в художественных образах”, но это не мой путь».

Александр Кузьменков – Сергею Морозову