Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Коллега, кроме шуток: меня впечатлили ваши попытки разъяснить филэллинскую сову. Безумству храбрых поем мы славу: совы-то нет. Судите сами. Тесля считает лейтмотивом романа историю, Левенталь – разочарование и смерть, Долин – любовь, а Мильчин – заочную переписку с Прилепиным. И это далеко не все мыслимые трактовки. При некотором напряжении ума в тексте можно отыскать фекальный матанализ, апофатическую фригидность или дискретно-субстантивную герпетологию: торичеллиева пустота не противится любому толкованию. Прав Костаки, прав и я! Больше вам скажу: и Впопунадуло тоже будет прав.

Л.Ю. привычно подменяет идеи мутными аналогиями. Помните эпизод, где грек аиста застрелил? – любимая авторская гераномахия. Оммаж «Журавлям и карликам» имеет хоть какой-то смысл. Зачем понадобилось вспоминать бальзамирование Александра Македонского? – а будет ему параллель: бальзамирование Александра I. При этом оба эпизода можно похерить без малейшего ущерба: ничего не проясняют, никаких сюжетных механизмов не запускают. Темна вода во облацех…

Если угодно, продолжу новогреческие ассоциации: восемнадцать кораблей, все без мачт и без рулей, лей вина мне, Зоя, лей! – вот вам прообраз филэллинской идеи. Юзефович работает в расчете на читательский СПГС: есть, мол, здесь бездна, звезд полна. Толцыте и отверзется.

Не отверзется. Нечему отверзаться.

Нижний Тагил, февраль 2021.

Эпилог

Леонид Юзефович (из интервью «Аргументам и фактам»)

«Чтобы быть культурным человеком, надо прочесть Пушкина, Достоевского, Шекспира, а современные романы – не обязательно».

Неоконченная пьеса для расстроенного пианино

М. Замшев. Концертмейстер. СПб, Азбука, 2020

Идеология не подведомственна психиатрам, а жаль. У Максима Замшева налицо биполярное политическое расстройство. Помню, был он серпастый-молоткастый и краснозвездный: «Нужна красная контрреволюция. Чувствуете, как звучит! Красная контрреволюция!» Новое время – новые песни: «Горбачев и Ельцин – самые несправедливо оболганные фигуры 20 века. Если бы не они, мы до сих пор бы ходили строем, как в Северной Корее и жили бы в тотальной лжи».

Не пытайтесь повторить: работает профессионал!

В прошлом году вышел в свет «Концертмейстер» – 500-страничная расписка в верности идеалам перестройки, демократии и гласности. С полным набором перестроечных же штампов: кр-ровавая гэбня, самиздат, невозвращенцы – продолжайте, не ошибетесь. Тут Максим Адольфович опоздал лет этак на 30. Но лучше поздно, чем никогда.

Дурная примета для читателя, уж простите мой английский, – blurb’ы Водолазкина и Басинского на обложке. От наших мэтров и хвала – что зола: оба любят приласкать литературную недотыкомку. Первый протежировал Гиголашвили и Синицкой, второй опекал Яхину и Самсонова. Неважная честь, чтоб из этаких роз… Примета еще более скверная: четыре литературные премии – от «Книги года» до лермонтовской. Не самая лучшая аттестация, ей-Богу.

Читать, однако ж, пришлось: ноблесс меня оближ.

Сделайте милость, увольте от спойлера: в «Концертмейстере» все друг другу друзья, кумовья, свояки, собутыльники и любовники – пересказывать эту «Санта Барбару» нет ни сил, ни желания. Обойдемся минимумом. В романе два фактически автономных лейтмотива: композитора Александра Лапшина облыжно объявили доносчиком, а у пианиста Арсения Храповицкого сценобоязнь – крышка рояля на руку упала. Холодное пришито к твердому, рукав… э-э… в общем, политкорректный рецензент назвал бы методу контрапунктом.

Но на дальнейшую адвокатуру, боюсь, фантазии не хватит даже у Водолазкина с Басинским.

Текст похож на армейскую поверку: Толстикова? – я! Воздвиженский? – я! Снегирева? – я! Суворов? – я! Вольно, р-разойдись! – вы тут на фиг не нужны. Из 166 персонажей в сюжетных перипетиях участвует от силы десяток. Остальные исчезают даже без дежурного «кушать подано». То же самое с подробностями: что ни деталь, то к одиннадцати туз. Вам очень важно знать, что Норштейны жили сначала во Втором Голутвинском переулке, а после переехали в Борисоглебский? А Платовы из Борисоглебского перебрались к ипподрому, а потом на улицу Черняховского? Мамой клянусь, я без этого кушать не могу!