Проклятые поэты

Бодлеру присуща самодисциплина, он пребывает в состоянии постоянного напряжения, самопреодоления, самоконтроля. Даже недоброжелатели пишут, что ему неведома не только расслабленность, но и спонтанность: «Его сплин более всего далек от душевной несобранности; напротив, он свидетельствует о мужественной неудовлетворенности, об изнурительной и сознательной попытке самоопределения».

Ж. Блен:

Заслуга Бодлера в том, что, избавив свое душевное смятение от ига застывших формул, он сумел придать ему более точное звучание… Новизна заключалась в том, что Бодлер изобразил чаяние как «напряжение душевных сил», а не как их распад… В конечном счете от романтиков Бодлера отличает то, что он превратил душевную смуту в победоносный принцип.

Бодлер не был готов к той доле, которую избрал себе Верлен; он мечтал стать светским денди, а не Диогеном Синопским, циником, бросающим вызов обществу.

Был ли молодой Бодлер подготовлен свершить этот шаг, обрекающий его на добровольное изгнание, стать на этот путь, ведущий к одиночеству и самоотречению? Нет. Эмоциональный настрой, отрицающий пошлость буржуазного прозябания, стихийный бунт против полуправд и полумер, врожденное неприятие лицемерия того общества, интересы которого защищал генерал Опик, – все это, умноженное на талант, не могло, к сожалению, заменить собой конкретный жизненный опыт еще не нажитый им. И тем не менее, он избрал именно ЭТОТ путь. «Безусловно, – заключает Клансье, – Бодлер добровольно обусловил собственный ад, будучи и жертвой и палачом себе, но это логически вытекало из устоев буржуазного общества, со всей банальностью, жестокостью и непосредственностью выразивших себя в таком признании матери поэта: „Для нас всех было ударом, когда Шарль отказался от всего того, что мы были готовы для него сделать, когда он решил взлететь на собственных крылышках и стать автором! Какое разочарование в нашей семейной жизни, столь счастливой до сих пор! Какое горе!..“» Несколько лет спустя, и не без гордости, поэт ответит ей: «…Я навсегда отлучен от мира УВАЖАЕМЫХ ЛЮДЕЙ, отлучен своими вкусами, своими принципами».

Дендизм Бодлера – это разновидность духовного аристократизма, который он сам понимал как самые ценные свойства души и божественные дарования – «установление, находящееся вне всяких законов, но при этом само устанавливающее строжайшие законы, которым подчиняются все его [аристократизма] подданные».

Денди должен непрерывно стремиться к совершенству. Он должен жить и спать перед зеркалом.

Дендизм, если хотите, это выбор себя, гордость, ответственность, природная экзистенциальность. Бодлер – не Нарцисс, склоненный над собой, но поэт, преломляющий Мир через собственное сознание, способный проникнуть в тайны человеческого существования, в бесконечные глубины жизни.

В. Левик: