Проклятые поэты

Тщательно работая над стилем, формой, содержанием, поэт не терпел редакционного вмешательства в свои тексты. Сохранилось гневное письмо Бодлера к директору «Национального обозрения», Жерве Шарпантье, спровоцированное «правкой»:

…Я прочел два отрывка из моих произведений, напечатанные в вашем журнале. Я увидел там недопустимые изменения, внесенные после того, как я подписал корректуру к печати. Вот причина, месье, в силу которой я избегаю печататься в журналах и обозрениях. Я говорил вам: изымите все произведение, если в этом произведении вам не нравится запятая, но не вычеркивайте запятой: она имеет свой смысл.

Я отдал всю свою жизнь на то, чтобы овладеть искусством сочетания фраз. И я утверждаю, не боясь показаться смешным, что все, подписанное мною к печати, доведено до абсолютной законченности.

В центре философской лирики Бодлера – человек, творческая личность, природная ширь и многообразие человеческого существования. Символ и «зеркало» человека – море, «горькая бездна». Человек – «брат моря», неукротимой стихии, разгула страстей, вечной борьбы. «Человек, как и море, – „вечный борец“, ибо никто не в силах „измерить бездны“ в его душе, как не в силах „сосчитать все морские богатства“».

Морем, как свободной стихией, проникнута и подавляющая часть любовной лирики поэта (циклы Жанны Дюваль и Мари Добрен), мощной волной вливается море и в рассуждения об искусстве, особенно когда речь идет о музыке, ибо она – «морской прибой», уносящий человека в лазурь БЕССМЕРТИЯ и, одновременно, ввергающий его в штормовую бездну ОТЧАЯНИЯ. И идеал поэта в искусстве связан с величием страстей (тоже морская тема); Бодлер влюблен в крупные формы, ему противно «рукоделие» художника Гаварни, мастера модных виньеток, его шокирует «мелководье» томления чахоточно-романтических дам и кавалеров. Если уж страсти, то такие, какие под стать титанам из «Вечной ночи» Микеланджело, если уж кровь, то пусть проливает ее леди Макбет, ибо идеал поэта «красного цвета». Пусть, наконец и в итоге, – над человеком посмеются «могильные черви», эти «житейские философы» и «дети гнили». Главное – он жил, человек жил на гребне взрывной морской волны, жил, боролся и страдал, а значит, СОЗИДАЛ.

Судя по всему, море постоянно присутствует в памяти Бодлера, но не только как бушующая стихия, но как экспрессивный символ жизни, как фон для раздумий о человеческом существовании и смерти («Плаванье»). Странствия в дальние края – это поиск цели жизни, оборачивающийся постижением ее тщеты, но и… надеждой – вопреки всему – «новое обресть!»