Проклятые поэты

Какую газету ни прогляди, за какой угодно день, месяц, год – непременно наткнешься на каждой строчке на свидетельства самой чудовищной людской испорченности, соседствующие с самым поразительным бахвальством собственной честностью, добротой, милосердием, а также с самыми бесстыдными декларациями касательно прогресса и цивилизации.

Что ни газета, от первой строчки до последней, – сплошь нагромождение мерзостей. Войны, кровопролития, кражи, непристойности, истязания, преступления властителей, преступления народов, преступления частных лиц, упоение всеобщей жестокостью.

И вот этим-то омерзительным аперитивом ежеутренне сдабривает свой завтрак цивилизованный человек.

В нынешнем мире все сочится преступлением – газета, стена, лицо человеческое.

Не представляю себе, как можно дотронуться до газеты чистыми руками, не передернувшись от гадливости.

Эстетика

Храни свои грезы, ибо грезы безумца прекраснее грез мудреца.

Ш. Бодлер

Поэзия не должна иметь никакой цели, кроме себя самой.

Ш. Бодлер

В жизни есть только одно истинное очарование – очарование игры.

Ш. Бодлер

Красота

О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!
И грудь моя, что всех погубит чередой,
Сердца художников томит любовью властно,
Подобной веществу, предвечной и немой.

В лазури царствую я сфинксом непостижным;

Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
Презрев движение, любуюсь неподвижным;
Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.

Я – строгий образец для гордых изваяний,

И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
Поэты предо мной склоняются во прах.

Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,

Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.

Нонконформизм, самобытность, экзистенциальность, упорное нежелание поступать, думать, творить, как все, делали Бодлера первопроходцем, торящим свои пути, ищущем свои ценности, отказывающимся от подражания не только другим поэтам, но и природе. Эстетика Бодлера – пересмотр классической Аристотелевой установки на «отражение» природного: не тяга к «мимезису», но сила воображения, «сверхприродность», «ворожба», постижение сущего, скрытого за внешними формами.

Отсюда… извлекались Бодлером те приемы словесно-стиховой работы, которые он обозначил как намекающе-окликающую ворожбу (sorcellerie èvocatoire). Существо этого «колдования» в том, чтобы закрепить на бумаге – и дать другим возможность испытать – «празднества мозга»: они наступают, когда мысленно преодолена расщепленность бытия на природу и личность, вещи и дух, внешнее и внутреннее, когда «мир вокруг художника и сам художник совместились в одно».

Переключаясь с внешних форм на зыбкость глубины, с внешнего на внутреннее, поэт шел не от мира, а из себя, делал собственное «я» главной перспективой. Возможно, именно это дало основание А. Пейру назвать его великим эстетиком.

Новое слово Бодлера в поэзии – это «обнаженное сердце», и совсем не случайно, что именно так он озаглавил свои дневники.

«Я знаю, – пишет Бодлер, – что я из тех, которых люди не любят, но которых они вспоминают! В добрый час! Вот поэзия!» Высшее назначение искусства – не понравиться, но выразить гордое страдание, полноту и правду, «души отчаянной протест».