Проклятые поэты

Стихотворение «Пьяный корабль»[56], потрясшее друзей Верлена глубиной мироощущения и новаторством, имело несколько прототипов, в том числе – «Старого отшельника» Леона Дьеркса, избранного «королем поэтов» после смерти Малларме, и конечно же «Плаванье» Бодлера. В свою очередь, это стихотворение А. Рембо стало, как выяснил Манук Жажоян, отправной точкой поэтических «плаваний» многих поэтов, в том числе – русских («Заблудившийся трамвай» Н. Гумилёва, «Рождественский романс» И. Бродского).

«Плаванье» и «Искусственный Рай» Ш. Бодлера положили начало «анализу» плодов эйфорического сознания, так сказать, «пьяного дискурса», ставшего позже предметом «экспериментов» многих художников, в том числе их «личного опыта».

Разумеется, строение пьяного сознания, логика хмеля являются прерогативой психологии. Она способна изучить движения этой логики, ее скачкообразную фрагментарность и тягучую вязкость, могущие сосуществовать в едином пространстве и времени. Но если существует грамматика хмеля, специфическая стилистика пьяного высказывания, то кто, как не филолог, должен по возможности трезво и по возможности рационально (иначе выйдет недопустимая тавтология) ее описывать?

Когда это будет сделано, мы получим попытки ответа на вопрос, насколько логика опьяненного разума совпадает с логикой поэтического акта, насколько взаимоподобен их, скажем так, психологический синтаксис. Абсолютно верно: сон разума порождает чудовищ. Рембо и призывал поэта стать (сделать из себя) чудовищем, то есть ясновидцем.

Впрочем, тематика «Пьяного корабля» гораздо шире описания «кайфа» – это философичное произведение, явственно содержащее извечную и экзистенциальную тему «жизненного плаванья» и его «итогов». Например, у Александра Сергеевича Пушкина в «Осени» развернута та же корабельная метафора:

Громада двинулась и рассекает волны.
Плывет. Куда ж нам плыть?..

«Эти отточия видятся не столько незаконченностью стихотворения, сколько открытостью вопроса», скажем, у Бодлера звучащего следующим образом: «Что нас толкает в путь?»

О ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас лихорадка бьет, как тот архангел злобный,
Невидимым бичом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью!

Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде.

Ответ Бодлера на вопрос, куда мы плывем, известен – к смерти.

Манук Жажоян:

«Пьяный корабль» подхватывает эту бодлеровскую декларацию и дает ее в детально разработанной, развернутой гибельной яви; если «Плаванье» – это путь к смерти, то «Пьяный корабль» – это путь смерти. Рембо, как и в случае с «Осенью» и «Плаваньем», начинает с того, на чем остановился Бодлер.

«Пьяный корабль» – развернутый ответ на поставленный Бодлером вопрос, если хотите, описание состояния человека в «пограничном состоянии», еще шире – экзистенциальной заброшенности в мир («И понял, что я заблудился навеки/ В слепых переходах пространств и времен»)…