Проклятые поэты

Почти все отрывки, «Illuminations» кажутся составленными на откосах, в поле, на краю дороги человеком, в котором ходьба, свежий воздух развили неистовые и могучие грезы. Читайте почти в начале книги 3 поэмы: «Mystique», «Aube», «Fleurs».

Первая – просто видение лежащего человека, который, запрокинув голову, взирает на окружающее. Ощущение странности, свежести расплавленных красок, нового мира, который приходит к нам тогда, отлично знакомо тем, кто любит прогулки в горах.

«Заря» – просто описание утренней прогулки, замечательный отрывок, чертовски ясный и свежий, написанный таким прекрасным языком, как ни одна страница на французском, и который держится в нашей памяти, как левкой у стены, так же хорошо, как прекрасные стихи.

«Цветы» содержат ту же музыку. Следует обладать предвзятым мнением, чтобы находить невразумительными поэмы, которые являются прямым воплощением света.

Он творил поэзию, как творят музыку: ритмически-бессвязно; «Утро», построенное по контрапункту к зарницам, «Прощание» – сжатый сгусток множества тем-кластеров.

Я льстил себя надеждой, что с помощью инстинктивных ритмов я изобрел такую поэзию, которая когда-нибудь станет доступной для всех пяти чувств.

(«Воспоминание» должно воздействовать музыкой – созвучиями, россыпями созвучных и смутно ассоциирующихся слов, монотонностью одних женских рифм – больше, чем связным смыслом…)

Человеческий труд! Это взрыв, который озаряет порой мою бездну.

«Нет суеты сует! За науку! Вперед!» – восклицает сегодняшний Екклезиаст, то есть все восклицают. И однако трупы праздных и злых громоздятся на сердце живых… О скорее, немного скорее! Туда, за пределы ночи! Разве уклонимся мы от грядущей вечной награды?

Как мне быть? Я ведь знаю, что значит работа, как медлительна поступь науки. (И как она тяжела… Жерла, танки и стонущий камень.) Пусть молитва мчится галопом и вспышки света грохочут… Я хорошо это вижу! (Даже слишком. А грохот все ближе…) Слишком просто, и слишком жарко, и без меня обойдутся. У меня есть мой долг…

Чтобы его постичь, надо настроиться на волну его духа: только вспышка зарницы, одно лишь мгновенье…

Все извращения отражают жестокие жесты Ортанс. Ее уединение – эротическая механика; ее утомление – динамика любви. Под охраной детства она была в бесконечных эпохах пламенной гигиеной рас. Дверь Ортанс открыта несчастью… О страшная дрожь неопытной любви на окровавленной земле… – найдите Ортанс.

Демократия, распродажа, дурная кровь, мы. Мир, испоганенный нами. Рассудок. Порядок. Прогресс. Государство. Железные мускулы мерлоков. Фарс.

Жизнь – это фарс, который играют все.

Или ад?

Или бред?

«Сперва это было пробой пера. Я писал молчанье и ночь, выражал невыразимое, запечатлевал головокружительные мгновенья».

Говорящая невыговоренность, присущая одной только музыке…