Проклятые поэты

«Озарения», частично обязанные наркотической эйфории, сопряженные с нервозностью и надрывом, разрядились покаянной книгой «Пребывание в аду»[58], «гордостью во зле» или «историей безумств», где автор с безжалостностью бодлеровского «самоистязателя» расправляется с «алхимией слова», восславляет трезвость и возвращение на землю, сравнивает руки пишущего и пашущего. На смену сомнамбулическому ясновидению пришло самоуглубление, прорыв в бессознательное, проникновение в божественную природу души. Но и здесь неофит ищет прежде всего «невиданное» и «неслыханное», «искру вселенского света», в котором, увы, обнаруживает только «ад» и «мóрок», из которых было только два выхода – в безумие или нормальную человеческую жизнь, лишенную богемных экстазов. Рембо, как это ни удивительно для артистической натуры, выбрал вторую.

Л. Г. Андреев: