Да, самим своим существованием он разъединял людей: на маленькую горстку восторженных приверженцев и на всех остальных смертных, больных непониманием и поэтому яростно-возмущенных.
Он был мучеником идеи совершенства в эпоху, когда вечное уступило сиюминутному. Великая, сакральная жертва: в наши плебейские времена отказаться от легкости, торопливости, поверхностности, доступности во имя ничтожной горстки избранников, диаспорически рассеянных по миру. Человек, отдающий себе отчет в той цене, которую надо заплатить за почти недостижимую гармонию чистой поэзии и субстанции мысли, и в той плате, которую он получит за эту самоотверженность, – великий человек!
Малларме превращал красоту в религию и истину одновременно. Он хотел сделать ее святыней – заменительницей Бога и христианских ценностей. Но заменить их нельзя – отсюда холодная льдистость его поэзии.