С изгибом белым шей влекущих,В сказаньях северных ночей,У Рейна старого поющихВидали женщин-лебедей.Они роняли на аллееСвои одежды, и былаИх кожа мягче и белее,Чем лебединые крыла,Из этих женщин между намиПорой является одна,Бела, как там, над ледниками,В холодном воздухе луна;Зовя смутившиеся взоры,Что свежестью опьянены,К соблазнам северной АврорыИ к исступленьям белизны!Трепещет грудь, цветок метелей,И смело с шелка белизнойИ с белизной своих камелийВступает в дерзновенный бой.Но в белой битве пораженьеИ ткани терпят, и цветы,Они, не думая о мщеньи,От жгучей ревности желты.Как белы плечи, лучезарныйПаросский мрамор, полный нег,На них, как бы во мгле полярной,Спускается незримый снег.Какой слюды кусок, какиеИз воска свечи дал Господь,Что за цветы береговыеПревращены в живую плоть?Собрали ль в небесах лучистыхРосу, что молока белей;Иль пестик лилий серебристых,Иль пену белую морей;Иль мрамор белый и усталый,Где обитают божества;Иль серебро, или опалы,В которых свет дрожит едва;Иль кость слоновую, чтоб руки,Крылаты, словно мотыльки,На клавиши, рождая звуки,Роняли поцелуй тоски;Иль снегового горностая,Что бережет от злой судьбы,Пушистым мехом одеваяДевичьи плечи и гербы;Иль странные на окнах домаЦветы; иль холод белых льдин,Что замерли у водоема,Как слезы скованных ундин;Боярышник, что гнется в полеПод белым инеем цветов;Иль алебастр, что меланхолийНапоминает слабый зов;Голубки нежной и покорнойНад кровлями летящий пух;Иль сталактит, в пещере чернойПовисший, словно белый дух?Она пришла ли с СерафитойС полей гренландских, полных тьмой?Мадонна бездны ледовитой,Иль сфинкс, изваянный зимой,Сфинкс, погребенный под лавиной,Хранитель пестрых ледников,В груди сокрывший лебединойСвятую тайну белых снов?Он тих во льдах покоем статуй,О, кто снесет ему весну!Кто может сделать розоватойБезжалостную белизну!В «Эмалях и камеях» мы обнаруживаем любовные переживания поэта-жизнелюба, воспевшего чувства к собственной жене Эрнесте Гризи («Контральто»), ее сестре, «женщине с фиалковыми глазами», Карлотте Гризи («Тучка» и «Cærulei oculi»)[11], итальянке Марии Маттеи («Тайное сродство»), Аполлонии Сабатье, хозяйке знаменитого артистического салона в Париже («К розовому платью», «Аполлонии»)…
Cærulei oculiВот женщина, святое диво,Чья красота меня гнетет,Стоит одна и молчаливаНа берегу гремящих вод.Глаза, где небо – как из стали,С лазурью горькою своей,Всегда тревожные, смешалиОттенки голубых морей.В зрачках томящих, словно в раме,Печальный призрак заключен,Там искры смочены слезамиИ блеск их ясный омрачен.