Проклятые вечностью (СИ)

Дракула, не смотря на внешнюю отрешенность, не без интереса наблюдал за манипуляциями принцессы, поражаясь стойкости ее духа, пытаясь понять, надолго ли хватит ее выдержки и спокойствия. Ему, просидевшему большую часть жизни в темнице, а вечность в одиночестве, эта молчаливая пытка заточения давалась намного легче. Внутренний хронометр неустанно считал часы, становившиеся днями, а неизвестность постепенно вытягивала нервы в струну, играя в его сознании погребальную песнь. Наверху бурлила великая игра, кипели интриги, достойные королей, а он был выброшен на обочину жизни, ожидая приговора. В довершение ко всему, спустя пару дней, проведенных в плену, еще и состояние Анны начало пробуждать в нем искреннее беспокойство.

Принцесса, ведомая гордостью, не жаловалась, не пыталась завязать разговор, но в ее ясных глазах постепенно начинала проступать отчаянная обреченность — верная спутница безумия. В такие мгновения злость покидала его разум, заполняя пустоту неподдельным участием но, так же как и Анна, граф терзался в одиночестве, упорно отказываясь признавать тот факт, что для его непокаянной души девушка стала огнем, который постоянно грел сердце. Никакая ярость, никакая обида, никакая ненависть не могли затушить в нем это чувство, а оттого горечь от собственного упрямства становилась еще горше.

Веками Дракула шел к своей цели, неся над головой победоносное знамя, он забрался слишком высоко, был слишком уверен в собственной непобедимости, а потому падение оказалось слишком болезненным. Монстр был его шансом возвыситься даже над древними, создав непобедимую армию бессмертных, но нет… Дьявол не поддержал его в этом начинании, напротив, он поставил на его пути женщину, которая спутала все карты, воскресив в душе человеческие страсти. И теперь, они оба слетели со своих пьедесталов в самые глубины отчаяния. Узники даже не осознавали сейчас, сколь едины они были в своих терзаниях, упорно не желая разделить эти муки пополам.

Закрыв глаза, Дракула попытался мысленно связаться с Мираксисом — единственным, кто мог помочь им в данной ситуации, но связь с наставником, которую он ощущал каждый раз, взывая за советом, на этот раз молчала — оборвалась, будто жизнь, унесенная смертью. Это добавило беспокойства в его и без того раздраженное сознание. Если Мираксис не мог почувствовать графа на расстоянии, то Владислав, испивший его крови, мог обращаться к этой невидимой связи всегда, невзирая на километры, разделявшие их. Четко понимая, что оборвать ее могла лишь смерть, Дракула до боли сжал кулаки, пытаясь справиться с ощущением полного бессилия, захлестнувшего его с головой. Он не знал, что произошло в совете после его бегства, но дурное предчувствие, следовавшее за ним с тех пор, рождало пугающие, фантастические до бреда, предположения, путая мысли. К его разочарованию, Виктор так и не появился, лишая графа всякой надежды развеять гнетущие сомнения, ибо для узника страшнее всего была неизвестность — именно она сводила с ума.

Из этих тяжких размышлений его вывел обреченный вскрик Анны. Отдав себя во власть сомнениям, вампир даже не заметил, как она, находясь в преддверии истерики, вцепилась в серебряную решетку, пытаясь её расшатать. Покрытые шипами прутья вонзились в кожу, заливая кровью каменный пол, и принцесса бессильно осела вниз, заливаясь слезами. Голод, одиночество, обреченность, в конце концов, сбросили с нее маску горделивой надменности и высокомерного презрения, оставив лишь напуганную девушку, не сумевшую в одиночку справиться со свалившимися на нее бедами. Она не сопротивлялась, когда почувствовала, как сильные руки графа притянули ее к своей груди, а лишь слегка подалась вперед, пытаясь найти утешение в его нежных объятиях.

Дракула ничего не говорил, но каждой клеточкой своего тела Анна чувствовала, что он простил. Только сейчас она поняла, что общая беда способна сблизить даже врагов, пробудив в них некое чувство симпатии и зависимости друг от друга.

— Почему? Почему ты просто сидишь и не пытаешься что-то сделать? — заливаясь слезами, шептала она, колотя кулаками по его груди. В этот момент все границы между ними были уничтожены, а стены разрушены. Одиночество сломило ненависть, горечь и боль.

— Если бы возможно было что-то сделать — нас бы сюда не посадили! — проговорил граф, поправляя выбившуюся прядь. Анна подняла на него заплаканные глаза, которые светились россыпью драгоценных камней, поражая своей удивительной красотой. Изумрудная радужка, помещенная в жемчужную сферу, оттенялась рубиновой слезой — поистине завораживающее зрелище. Один лишь взгляд пробуждал в душе графа тепло, но сила этого чувства пугала.

— Но что нам делать?

— Ждать, — коротко ответил он. — Нас не попытались убить, а значит, будут пытаться сломить наш дух, а после этого придут выдвигать условия капитуляции.