Проклятые вечностью (СИ)

На шестой день исступление сменилось раскаянием с мучительной примесью стыда. Она боялась даже посмотреть на графа, мысленно прося у него прощения за то, что не сумела совладать со своими эмоциями, поддалась этому безумию, разрушила хрупкий мир, установившийся между ними. Негласно принцесса поклялась и себе, и ему в том, что никогда не позволит подобной слабости, никогда не сделает так, чтобы глаза врагов горели от превосходства. Девушка нашла некое утешение в этой мысли. Тогда все ее горести, все страдания, вся вереница призраков, которую они влачили за собой, казалось, растворились в темноте, уводя следом за собой ангела смерти, затеявшего эту бесчестную игру. В тот же миг она почувствовала, как вампир притянул ее к себе, накинув ей на плечи изодранный сюртук.

Граф все понимал, чувствовал ее обреченность и страх и ненавидел себя за то, что не мог облегчить ее страдания. В эти минуты он готов был отдать Виктору без остатка свою кровь, лишь бы освободить Анну, но старейшина, видимо, решил основательно их помучить. Он прекрасно понимал, что новообращенному вампиру, лишенному пищи, едва ли удастся протянуть и пару дней в голодной агонии, а потому затягивал с приходом, пытаясь сломить их волю. Виктор победил и упивался своей победой, наблюдая за страданиями несчастной девушки, заставляя графа в очередной раз пройти по замкнутому кругу и потерять самое дорогое свое сокровище.

— Прости меня! — прошептала Анна, коснувшись губами его шеи. — Будь мы на войне, меня бы давно расстреляли за то, что я пытаюсь посеять панику в рядах солдат.

— Именно поэтому женщин и не берут на войну! — еще тише ответил он, целуя ее в макушку.

— Не правда, бывали исключения!

— И многих, кроме Жанны Д’Арк, ты можешь назвать?

При всей своей простоте, ответить сходу на этот вопрос Анна не смогла. На ум приходили легендарные воительницы Древней Эллады, героини прочих мифических сказаний, не имеющих никакого отношения к реальной жизни, но ни одной исторической личности. В очередной раз вампир загнал ее в угол, а она не знала, что ему ответить, а потому ей не оставалось ничего, кроме как признать свое поражение и отступить, уводя его мысли в другом направлении.

— Я не хотела говорить тебе всех этих слов!

— Хотела… и говорила, — спокойно сказал он. — Более искренние проклятия в последний раз я слышал лишь при жизни! От собственного отца!

— Но почему ты не остановил меня?

— Убить единственного сокамерника и провести вечность в одиночестве в четырех стенах? Я не настолько глуп, — с шутливой улыбкой произнес он. — Ну а если серьезно, все узники проходят по одной и той же тропе. Поверь, я был на твоем месте, и не один раз.

— Я испугалась, я не знала, как преодолеть эту боль, которая от голода будто выворачивает душу наизнанку, обнажая то, что должно быть сокрыто в дальних уголках сознания. Но хуже всего даже не голод — благодаря тебе, он становится сносным, — куда ужаснее моральный страх перед ним.

— Способность справляться с подобной болью — есть величайший дар и в то же время величайшее проклятие нашего ума, ибо зачастую приходится слишком многое за это отдать.

— И все же, как от нее избавиться?

— Представь, что ты стоишь на перекрестке двух дорог — это говорит о том, что тебе открыты четыре стороны света. Первая дорога — это сон, то есть маленькая смерть. Он предлагает нам убежище от мира и его боли, ускоряя течение времени, рисуя эфемерные картины счастливого будущего. Будучи вампиром, ты можешь уснуть в одну эпоху, а проснуться в другую, залечив свои физические и душевные раны. Сон — коварный посланник Морфея, отделяющий и отдаляющий бессмертных от того, что причинило им боль. С людьми происходит то же самое: раненые часто теряют сознание, а узнавшие дурные новости падают в обморок. Так разум защищает себя от боли и страданий. Этот путь избрал я, ибо терзания и приступы паники, увы, не помогут нам выбраться отсюда. Второй путь — это путь забытья. Иногда душевные раны бывают слишком глубоки и не поддаются исцелению. К тому же, память часто причиняет боль, и изменить это мы не в состоянии, точно так же, как не в состоянии изменить прошлое. Пословица гласит, что время лечит, но это ложь. Многие проносят свою боль сквозь века, но рана по-прежнему ноет, если до нее дотронуться. «Порой забвение лучше!» — так при встрече мне сказал Ван Хелсинг и выбрал эту тропу. А вот по третьему пути пошла ты, но, слава Дьяволу, вернулась обратно, ибо эта дорога ведет к безумию. Зачастую на нашу долю выпадают такие испытания, которые наш разум просто не может вынести, тогда он находит убежище в своем вымышленном мире, скрываясь от реальности…

— Почему ты замолчал? Ведь осталась еще четвертая дорога! Куда она ведет?

— А ты не догадываешься?

— Смерть?! — робко поинтересовалась она, поднимая на него глаза.

— Именно! Последнее прибежище измученной души. Большую часть смертной жизни я кочевал из одной темницы в другую, пока смерть не освободила меня, а Дьявол не наградил новой жизнью. Только тогда я почувствовал истинный вкус свободы.

— Но разве бессмертие принесло тебе счастье?