Проклятые вечностью (СИ)

— Если ты будешь стоять у меня над душой, работа не пойдет быстрее! Пошел бы ты отдохнул — неизвестно, когда в следующий раз нам удастся поспать, — процедил он, переворачивая пожелтевшую страницу.

— Как я могу спать, в то время как Анна подвергается такой опасности оттого, что я не смог ее защитить? — возмутился охотник, глядя на своего друга.

— Твои переживания не смогут ей помочь в любом случае, а вот силы тебе еще понадобятся! К тому же Анна прекрасно понимала то, с какими опасностями сопряжено это предприятие, и, поверь, не станет тебя винить в случившемся.

— Может, ты и прав, — буркнул охотник и уже направился к выходу, когда Карл окликнул его:

— Нашел. Смотри, точно такая же эмблема.

Мужчина ткнул пальцем в небольшую тетрадь, в которой от руки был нарисован такой же символ, как на рукояти стилета.

— Что это за книга?

— Это дневник прапрадеда Анны, я нашел все записи, а так же переписку, которые ее предки вели в течение жизни, но не успел еще все просмотреть, — монах кивнул в сторону коробки, где огромной бесформенной грудой громоздились тетради и книги, покрытые толстым слоем пыли. — Здесь говорится о том, что в процессе своих поисков он наткнулся на еще одно гнездилище вампиров, расположенное вблизи Будапешта, где-то у подножия гор. Этот символ носят члены клана, чтобы суметь при необходимости распознать друг друга.

— Значит, эта девушка была вампиром, а я, дурак, ее спас, — задумчиво произнес охотник, вертя в руках трофейный кинжал.

— Это бы многое объяснило: и ее нечеловеческую силу, и выносливость, и то, что ее раны так быстро затянулись, даже побег!

— Но она так поразительно на нее похожа, таких совпадений не бывает, — проговорил Гэбриэл. — Как бы то ни было, теперь у нас есть зацепка. В дневнике есть еще какие-то ориентиры?

— Да. Тут написано, что верхом он добрался туда до заката. Судя по дате, запись была сделана двенадцатого ноября. Солнце в это время садится рано, а ранее, в районе двух часов дня, он приходил на исповедь в базилику Святого Иштвана. Выходит, что дорога до этого места занимает около двух часов и ехать нужно в горы.

— Это уже кое-что, — воодушевился Ван Хелсинг, — выступаем на рассвете.

В этот момент сильная возня на улице привлекла его внимание: за окном перед главными воротами столпились несколько десятков человек, испуганно жестикулируя и осеняя себя крестным знамением. Некоторые женщины теряли сознание, глядя на эту картину; кто-то не скрывал рвущихся из груди рыданий; мужчины снимали головные уборы, склоняя головы. Видя эту сцену, сердце охотника сжалось от предчувствия чего-то непоправимого. Не помня себя он выскочил на улицу, локтями распихивая окружающих его зевак, но, едва прорвавшись к центру, застыл на месте, будто пораженный громом. На покрытой ледяной изморосью брусчатке лежала Анна, устремившая потухший взгляд к небесам. Ее погнутый нательный крест валялся по правую руку от нее, а револьвер с серебряными пулями, рассыпанными вокруг, лежал у изголовья. Залитая кровью сорочка, разодранная на груди, открывала белую кожу до ключицы, покрытую многочисленными ссадинами и кровоподтеками, на правой стороне лица отпечатался желтоватый синяк, а на губах — рваная рана от удара.

— Анна, — кинулся к ней Ван Хелсинг, пытаясь найти в ее теле малейшие признаки жизни, но ее сердце перестало биться, а грудь вздыматься при дыхании. На лице застыло какое-то умиротворение, будто перед смертью на нее снизошло Божье откровение. Коснувшись век, мужчина аккуратно прикрыл ее глаза, которые больше никогда не увидят дневной свет, не засияют озорными искорками в момент улыбки, не подарят ему нежный взгляд. Подняв принцессу на руки, охотник, расталкивая в стороны толпу, скрылся за массивными дубовыми дверями, унося с собой свое горе и свое опустошенное сердце. Но в тот момент, когда эта нехитрая перегородка скрыла его от любопытных взглядов, силы оставили тело и он буквально осел на каменные плиты, обнимая единственную девушку, заставившую его мечтать. Его грудь буквально разрывалась от невысказанной боли, от собственного бессилия, от того, что он так и не смог сказать ей о своих чувствах. Сильнее прижав к себе лишенное жизни тело, Ван Хелсинг запечатлел нежный поцелуй на ее холодных губах, коснулся белой кожи, еще хранившей на себе румянец. Скупая слеза отчаяния скатилась по его щеке, застыв на подбородке, а сердце рвалось из груди, отказываясь верить в то, что происходящее является жестокой реальностью. Какая-то часть него отказывалась признать эту пугающую истину, надеясь на то, что это лишь кошмар, ворвавшийся в реальность из сна. Стоит лишь открыть глаза, проснуться — и всё закончится. Но это была не игра воображения — это была действительность: Анна больше никогда не будет с ним, ибо ее душа переходит в другой мир, где властвуют совсем иные силы.