– Я убил демона, посягнувшего на ее образ, священным ятаганом, но покоя меня лишает другое. С тех пор как мы вернулись, я неустанно слышу голос Изабеллы – настоящей Изабеллы. Она будто взывает к нам, предостерегает от грядущего, твердит о том, чтоб мы оставили это безумие. Может ты и был прав изначально? Может зря мы все это затеяли?
– Разумеется, я был прав, но после того, через что мы прошли поздно отступать назад, – усмехнулся он. – Дань уплачена, души растерзаны. Мы пересекли черту, остается только идти вперед. Что до остального – это лишь иллюзия, обман разума, пытающегося найти укрытие в счастливой памяти о минувшем. К тебе взывает собственный голос. Вопрос в другом: почему твое сознание говорит с тобой голосом Изабеллы?
– А вот это уже не твое дело! – прошипел охотник.
– Гэбриэл, мы никогда не станем друзьями, но, уважая светлую память сестры, я дам тебе совет, которому последовал сам: отпусти ее. Она умерла, а смерть нельзя обратить вспять. Четыреста лет ее призрак довлел над нами, заставляя заново переживать то, что следовало со временем предать забвению. Позволь ее душе упокоиться в мире, оставь прошлое в прошлом.
Граф пытался дать Ван Хелсингу совет, который дал сам себе. Не всегда получалось ему следовать, потому что пробуждающийся в душе гнев, зачастую поднимал со дна памяти былые обиды столетней давности, а вслед за ними шли воспоминания, от которых нельзя было просто отмахнуться, но он дал себе зарок при входе в Чистилище и изо всех сил старался его исполнить. Хотя одного взгляда на охотника было достаточно, чтобы огонь предательства друга вновь начал жечь его сердце.
– Ты сейчас говоришь, как Селин, а точнее говоришь то, что она думает. Только во всем этом плане есть одно но, и тебе оно известно: у таких, как мы, не бывает будущего! Наше будущее – смерть!
– Всех, даже бессмертных, ждет одна и та же ночь, мой друг, – до краев наливая пару бокалов, произнес граф, – но это не повод, чтобы лишать себя радостей жизни по пути к ней. В погоне за эфемерными видениями ты можешь упустить то настоящее, что у тебя уже есть, а оно, поверь, стоит не мало.
– Откуда такая забота о моей персоне? – глядя ему в глаза, произнес охотник.
– А с чего ты решил, что меня волнует твоя судьба? – в тон ему отозвался Дракула.
– Селин… – прошипел Ван Хелсинг, глядя на вампира. Он пытался найти связь, которая могла соединить их, но если она и существовала, то была так завуалирована, что ее невозможно было разглядеть. – С чего ты решил опекать ее?
– Я тебе все сказал, Гэбриэл, – с явным раздражением прошипел граф.
– Я услышал тебя! – откидываясь на спинку кресла, в ответ бросил Ван Хелсинг, всем своим видом давая понять, что душевные излияния окончены. Он и так сказал больше, чем мог себе позволить.
Сколь бы ни был тяжел для них этот разговор и воспоминания, потянувшиеся за ним, он принес каждому из них некую ясность и покой. Дракула огласил приговор: им никогда уже не дано стать друзьями, но нить, связавшая их судьбы столетия назад, не оборвалась и по сей день, сохраняя меж ними холодное понимание и некое подобие мужской солидарности. Гэбриэл мог сказать графу то, что не решился бы открыть Селин или Анне, а выслушав долю ехидства, получить ответ, пусть и не тот, на который рассчитывал, но логичный.
Вопреки ожиданиям охотника, отношения между ними были хоть и прохладными, но вполне приемлемыми. Чувствуя некую зависимость друг от друга, они были вынуждены придерживаться политики терпимости, чему только способствовал потрескивающий в камине огонь, и бурбон, льющийся рекой. Через несколько часов они даже перестали считать бутылки, решив наверстать то, чего были лишены в заточении; то, что по воле судьбы может уже никогда не повториться. Эта атмосфера умиротворяла, и постепенно усталость взяла верх над измученным сознанием. Вскоре тепло камина убаюкало их, и сон, окутавший старых боевых товарищей своим туманным покрывалом, унес их мысли за пределы этого мира, туда, где в царстве Морфея царила приятная нега, и рождались новые мечты.
Время от времени сквозь сон они различали звон часов, звучавший где-то вдалеке, но вдруг громкое восклицание, раздавшееся за спиной, вывело их из забытья, возвращая к кошмарам реальности.
– Пора вставать. Ритуал сам себя не проведет, – произнесла Анна. То ли от количества выпитого алкоголя, то ли из-за не желавшего его отпускать ореола сна ее голос показался охотнику колокольным звоном, заставляющим голову раскалываться от пронзительной боли. Мучительная жажда доводила до исступления. Искоса бросив взгляд на вампира, который как ни в чем не бывало стоял подле принцессы, Гэбриэл про себя помянул не только рогатого, но и всех его прихвостней, дав себе зарок больше никогда не пить в компании графа. Налив себе стакан воды, он с блаженством осушил его до дна, следуя за своими товарищами.