Проклятые вечностью (СИ)

— Я уже однажды послушал тебя, отступился, вернулся в этот замок, пока Анна была в руках у этих чудовищ — больше, я не совершу такую оплошность, — отталкивая монаха в сторону, прорычал он. В этот момент на его лице отразилась звериная гримаса, заставившая похолодеть кровь в жилах Карла. Однако, сам не понимая откуда в нем такая смелость, он с силой ухватил Гэбриэла за плечо и притянул к себе.

— Чувства к Анне и ненависть к Дракуле застилают твои глаза пеленой, сквозь которую ты не можешь увидеть реальность. Той женщины, которую ты знал, больше нет! Она никогда не вернется! Никогда! У нас сейчас другие заботы — монстр Франкенштейна все еще в их руках. Я даже боюсь представить, что эти нелюди сделают с ним и какие последствия это может иметь! — практически прокричал он, сильнее сжимая пальцы, но тут же отскочил от охотника, как от огня, уставившись на кровавое пятно на груди, проступившее сквозь шерстяную рубаху. — Это же…

— Нет, это… — ухватившись за разодранную рану, которая теперь будто горела огнем, прошипел Ван Хелсинг.

— Это след от укуса! Тебя покусал оборотень! — стараясь подавить приступ паники, пролепетал Карл, вжавшись в стену. — Это значит, что с рождением полной луны ты станешь… — и тут его будто ударила молния, — ведь первое полнолуние — сегодня! Зов луны, зов крови — это может случиться в любое мгновение! — пролепетал послушник.

— Это не самая большая наша проблема, — будто не замечая его реакции, не слыша его слов, проговорил охотник. По правде сказать, он совсем позабыл о своем проклятии, начиная с того момента, как тело возлюбленной подбросили к порогу её собственного дома. Боль, отчаяние, безысходность настолько завладели его разумом, что даже саднившая рана на груди будто перестала напоминать о себе, отступив на второй план, уступая место ненависти, сжигавшей его душу. Он ненавидел вампиров, посмевших похитить принцессу; ненавидел Дракулу, решившего в угоду своей прихоти обречь ее душу на адские муки; ненавидел Карла за то, что посмел остановить его, когда он рвался в погоню; ненавидел себя за то, что не сумел защитить ее. Впервые в жизни ненависть захватила его настолько, что разум не мог найти в его голове ни одну спасительную мысль, способную вытащить его из этого бушующего океана страстей. Всегда выдержанный и рассудительный Ван Хелсинг будто превратился в безумца, поглощенного эмоциями. Кровь оборотня буквально закипала в его венах, заставляя повиноваться первобытным инстинктам, заложенным в каждом звере.

— Разве ты не видишь? — в сердцах бросил послушник. — Уже ничего нельзя изменить! Анна стала его невестой, а ты — слугой. Отныне ей судьбой предопределено возлечь с ним на кровавом ложе, а тебе, молчаливо склонив голову, созерцать картину ее грехопадения. Но, если Бог нас окончательно не оставил, то в память о той Анне, которую все мы так горячо любили, мы должны завершить начатое. Мы должны найти монстра, должны помешать планам Дракулы. Поверь мне, если бы она сейчас была с нами, ее душа желала бы этого больше всего на свете!

Услышанное будто отрезвило охотника, заставило его усмирить свой мозг, успокоиться. Потеряв последние силы, он буквально рухнул на небольшую кушетку, с треском просевшую под его весом, и обхватил голову руками. Мысли одна страшнее другой хаотично путались, заставляя сознание петлять по бесконечным лабиринтам разума, из которых, казалось, не было выхода. Мир рушился вокруг него, унося с собой во мрак все, что когда-то было дорого, а он лишь бессильно наблюдал, не сумев справиться с силами, его превосходящими. Сейчас сердце и разум буквально разрывали душу на части, довершая царивший вокруг него хаос внутренним противостоянием. Ван Хелсинг, как безумный, метался между двумя противоположными сферами: чувствами и долгом, осознавая собственное бессилие. При любом раскладе он сам загонял себя в ловушку, и выход из нее один — смерть. При этой мысли озноб прошелся по его коже, и Гэбриэл инстинктивно обернулся назад, будто желая проверить, прав ли был его враг, действительно ли костлявая старуха стоит за его спиной и протягивает к нему руки. Ничего кроме замысловатого рисунка на покрытой деревом стене не бросилось ему в глаза — лишь пустота, такая же, как отныне царила в его душе. Что ж, отныне ему было нечего терять, а значит, он мог вступить в бой без страха, без эмоций, без сердца, ибо оно раскололось на мелкие осколки, оставив только холодный разум, который укажет ему путь, не даст чужим мыслям проникнуть в его сознание супротив воли. В память об Анне он выполнит свой долг, а дальше пусть мир рушится, ему уже все равно.

— Пусть будет по-твоему, мы найдем монстра! — уже не сдерживая горечи, проговорил он.