Проклятые вечностью (СИ)

Постояв какое-то время в раздумьях, Дракула уже собирался вернуться назад, но, почувствовав на себе пристальный взгляд, остановился у самого входа в кабинет.

— Если ты собираешься в очередной раз сообщить о том, что я делаю ошибку, то первых двух, поверь, было вполне достаточно! — не оборачиваясь, проговорил граф.

— Ты наживаешь себе все новые неприятности, не успев заделать старые бреши. Такой корабль недолго продержится на плаву. Не велика ли цена обладания женщиной? — проговорил Мираксис, коснувшись его плеча. — Алира не простит и не забудет!

— Довольно. Я прекрасно знаю, что необходимо сделать!

— Я не сомневаюсь в том, что ты отлично понимаешь ситуацию, меня беспокоит то, как ты поступишь, когда придется выбирать! — проговорил наставник, изучая каждое движение бывшего ученика.

— Я поступлю так, как должно!

— Однажды ты уже поступил как должно! Напомнить, чем это закончилось? Только женщины умеют наносить такие раны. Их стрелы, пропитанные ядом, способны причинить такую боль, на которую не способен ни один мужчина с пылающим мечом в руках! — будто не замечая нарастающего напряжения в теле своего собеседника, проговорил Мираксис.

— Легко давать советы, наблюдая со стороны! — с легкой усмешкой проговорил Влад, понимая правоту слов наставника.

— Тогда вставай рядом со мной. Уйди с поля боя. Лучше создавать историю, а не становиться ее жертвой.

— Философ не станет воином, даже если вложить ему в руки оружие. Обратного тоже не дано! Безучастно наблюдать, копить знания — не по мне. Встретимся на совете! — проговорил Влад и, не дожидаясь ответа, направился в свою комнату.

— Есть вещи, которые не меняются веками. Сгоришь ты, как мотылек в огне, из-за этой слабости. Как воин ты должен понимать, что чувствам нет места на войне. Тем более, на войне бессмертных, — со вздохом проговорил ему во след Мираксис.

Впрочем, Дракула прекрасно слышал эти слова, обнажившие его собственные страхи. В течение вечности он ставил себе в достоинство полное бесстрастие, свысока смотрел на людские страсти, искренне радуясь, что это проклятие обошло его стороной. За четыреста лет его рука ни разу не дрогнула. Он убивал женщин, детей, стариков. Всякое случалось за это время, но никогда его душа не восставала против принятого разумом решения, никогда он не терял контроль над игрой, которая велась вокруг него. И сейчас, находясь в шаге от цели, он не может позволить себе малодушия. От слабостей нужно избавляться, здесь их не прощают.

Анна была причиной большей части его неприятностей: Ван Хелсинг, уничтоживший посланных вампиром убийц, грозил в любой момент появиться на пороге; Виктор, завладев воспоминаниями Анны, нарушил все его планы, хотя до сих пор оставалось неясным, откуда он вообще узнал о его непрекращающейся розни с собственными потомками; Алира, вернувшаяся так не вовремя, по меньшей мере могла превратить его дом в обитель постоянных скандалов, а о худшем он даже думать не хотел. Мираксис, явно задержавшийся под его крышей, сделал Анну предметом своих постоянных изысканий, грозя в любой момент проникнуть в сознание графа, хотя уже и так был в курсе всей подноготной его мыслей, потому сопротивляться решению собственного разума становилось практически невозможно. Однако и сама принцесса доставляла ему немало хлопот своими постоянными выходками, отнимая не только силы, но и драгоценное время. Как ни крути, а корнем всех его неприятностей была эта пагубная привязанность, которую Влад сам взрастил в своей душе, желая заполнить вековое одиночество. И чтобы вновь обрести силу, необходимо было вырвать ее, пока она не пустила глубокие корни в его сердце. Знание военной стратегии говорило ему о том, что невозможно, находясь в меньшинстве, отбивать атаки сразу нескольких армий, особенно, если в тылу сидят ненадежные союзники, а значит, для победы необходимо пожертвовать меньшим, даже если этим меньшим было его собственное сердце.

Войдя в комнату, граф практически рухнул в кожаное кресло, обхватив голову руками.

— Мираксис прав, сейчас не время для этого. Я ждал четыреста лет, вполне могу подождать столько же! — прошептал он, открывая небольшую кожаную папку, в которой лежала кипа желтоватых листов. Секунду спустя слова черным кружевом залили бумагу, росчерком пера пронзая сердце, подобно стреле, пропитанной ядом. — Что ж, на войне всегда есть невинные жертвы — это дань, которую все платят. Только мужчины отдают свою жизнь и кровь, а женщины — слезы по павшим воинам, ну а я в очередной раз заложу собственную душу, — с горькой усмешкой добавил он, скрепив своей печатью письмо.

Несколько минут спустя дверь со скрипом отворилась и в комнату зашла служанка, придерживая полы длинной юбки. Стараясь не смотреть хозяину в глаза, она остановилась на почтительном расстоянии, ожидая дальнейших распоряжений.

— Отнеси это письмо Алире, скажи, что я сожалею о своих словах! — не поднимая глаз, проговорил он, подавая ей пергамент.

— Да, хозяин, — пролепетала она.

— А теперь ступай.