Истрия пошатнулась. Ее полные слез глаза поймали взгляд Кара. Две линии стражи, между них вереница жрецов, пестрые наряды придворных, знакомых и незнакомых – Кар не видел никого. Мать постарела. Некогда полная телом, она словно высохла, на лбу и под глазами пролегли морщины. Черная накидка на плечах делала ее лицо совсем бледным. Волосы, наполовину прикрытые скорбным черным чепцом, казались серыми. «Я люблю тебя», – Кар знал, что мать не услышит, что, подобно всем дикарям, она глуха и слепа к мыслям других. Но, бережно коснувшись ее разума, он вдохнул туда спокойствие – так много, как решился.
– Я люблю тебя, мама, – прошептал он, и ее губы шевельнулись в ответ.
Верховный жрец занял место на алой стороне помоста. Согласно закону, между императором и жрецом, между правосудием и гневом Божьим, встал защитник. Две части, белая и красная, составляли его мантию. Так в Империи судят членов императорского дома.
По знаку распорядителя суда запели рога. Шум голосов стих, все взгляды обратились к помосту.
– Кто смеет обвинить брата-принца Империи? – подняв руку, вопросил Эриан.
– Обвиняет Бог, – раздался голос жреца.
– Чьими устами говорит Бог? – спросил Эриан.
– Я стою между Богом и Империей, чтобы изрекать его волю и хранить закон, – ответил жрец. – Моими устами говорит Бог.
– В чем ты обвиняешь брата-принца Империи?
– В убийстве его величества императора Атуана, в намерениях убить его величество императора Эриана, в домогательствах имперского престола и в колдовстве.
– Какого наказания требуешь ты для брата-принца?
– Смертной казни.
Эриан кивнул защитнику. Тот выступил вперед. Кар с безразличием отметил страх и неприязнь тщедушного чиновника, вынужденного защищать колдуна.
– Ваше величество, ваша святость, – с хрипотцой начал тот. – Осудить члена императорской семьи можно лишь при наличии ясных и неопровержимых доказательств. Таков закон Империи, закон Бога. И согласно закону я спрашиваю: кто может подтвердить виновность брата-принца? Ибо, если таких не найдется, должно вам признать его невиновным.
– Герцогиня Тосская может подтвердить его виновность, – сказал жрец.
Взор императора обратился к распорядителю суда.
– Герцогиня Тосская отсутствует, – громко сказал тот. – Баронесса Урнская станет говорить от имени племянницы.
– Позволяю, – кивнул Эриан.
Кар перестал слушать. Он знал, что будет дальше, предвидел все слова ожидавшей в первых рядах баронессы Тассии, Баргата, стражников и придворных, всех, кто был во дворце в ночь смерти императора. Грифон рвался вниз, Кар устал сдерживать его. Устал молчать в ответ на его жалобное «Почему?!»
«Хватит, Ветер! – взмолился Кар. – Успокойся! Я не могу уйти с тобой, не могу жить дальше так, как жил. Если любишь меня – пойми!»
«Нет!!!»
Словно неразумная тварь, Ветер снова и снова бился об упругую магическую преграду. И Кар, краем сознания следя за судом, снова и снова расходовал драгоценную Силу, не пуская грифона вниз.
А когда баронесса Тассия, окончив рассказ, отступила от помоста, с Каром заговорила тьма.
«Ты готов умереть, лишь бы ослушаться меня?»
«Да. Разве мы не простились вчера, Сильнейший?» – ответил Кар.
«Ты можешь вернуть мое доверие, – шепнула тьма. – Пусть грифон спасет тебя. Ударь в сердце императора, тебе еще хватит Силы. Ничего не потеряно, Амон!»
«Мое имя Карий. Нет».
«Ты безумен! Зачем тебе умирать?»
«Что такое высшая магия, Сильнейший?»
«Выполни мою волю, и ты узнаешь!»
«Это ответ? Высшая магия – магия воли?»
«Нет!»
«Я всегда выполнял твою волю, – сказал Кар отцу. – С той самой ночи, как бежал. Я думал, что принимаю решения сам, но это был ты. Сейчас, впервые, я тебе не подчиняюсь. И знаешь, мне это нравится, Сильнейший. Думаю, это стоит отрубленной головы».
«Ты ничтожество», – прошипела тьма, и в ее шепоте Кар услышал бессилие.
«Прилетайте, – сказал он. – Великие маги, прилетайте на грифонах. Здесь тысячи дикарей, попробуйте подчинить их всех. Или нападите. Магия и грифоны против арбалетов и мечей. Проявите свое могущество, Сильные! Разве ничтожный полукровка может помешать вашим планам?»
«В последний раз предлагаю – одумайся!»
«Послушай его!» – вскричал грифон.
«Не принимай его сторону, Ветер, – отрезал Кар. – Он мой враг. А ты?»
Грифон тонко вскрикнул от боли. Сердце Кара сдавила жалость.
«Прости меня, – попросил он. – Мой Ветер, мой единственный друг, ты мне дороже всего на свете. Но сейчас улетай».
«Нет!!!»
Воздух бурлил от множества чувств: страх и жадное предчувствие крови, любопытство, благочестивая ненависть и снова страх. Над головами знати, что съехалась на вчерашний праздник со всей Империи, над простонародьем, столпившимся по краям площади, дрожал солнечный свет. Взгляд Кара скользил по лицам, в памяти всплывали полузабытые имена и титулы. Ответные взгляды были кратки. Но за страхом и благочестием многих, кто прятал глаза, Кар видел стыд и сожаление. Он зря плохо думал о людях. Не все поверили красавице Лаите, не все услышали глас Божий в устах Верховного жреца.