Проклятый берег

Илья прибавил шагу, чтобы не слушать ругань подоспевшего Маклакова, и первым добрался до накрытого сукном тела Феди. Всё, как рассказывали: рубаха вся в мелкой ряске, изодрана на спине и рукавах, глаза выпучены. Точно, утопили. Илья накрыл тело обратно, и принялся ходить по берегу, поглядывая в сторону дома Ковалевых. «Конечно, ничего она не слышала, не видела, а если падчерица?» – подумал он, отодвигая руками рогоз. Высокая трава пришла в движение, где-то у кромки река гулко зашлась плесом.

– Кто здесь? – Крикнул Богомолов.

Дрожжин и охотник обернулись, Маклаков сидел над сыном не шелохнувшись. Тишина. Илья шагнул за рогоз, и высокая трава сомкнулась за его спиной. Налетела мошкара и слепни, жужжа, вмиг облепили одежду, пытаясь добраться до плоти. Офицер чертыхнулся и вернулся к реке. К берегу другой дороги не было: тропинка к дому Ковалевых – вон до него рукой подать, и вторая – наезженная колея в деревню.

Федю тем временем отец взял на руки и понес, как есть домой. От телеги наотрез отказался, да и родителю в таком горе никто перечить не смел. Сукном тело было обернуто кое-как, рука парня из-под него свисала и болталась при каждом шаге. Отчего-то от страшного зрелища не мог Илья отвесть глаз. Пальцы на той руке были синюшные, запястья грязные, а в ране будто отсвечивало что-то. Вот оно что! Илья крикнул:

– Стойте!

– Батюшка, дай Христа ради, сына отнести оплакать. – оОец, заходясь в рыдании обернулся на Богомолова и присел на одно колено, чтобы отдохнуть. Он обезумевше разглядывал лицо сына через сукно, не замечая ничего вокруг. За это мгновение Илья успел схватить и рассмотреть рану на руке Феди. Издалека Богомолову почудилось, будто из неё торчит чешуя. Но, присмотревшись, тот понял: не чешуя, а чешуйка. Одна, огромная, как монета пяти рублей, с ровными острыми краями и толстой серебристой серединкой. Как её могли не заметить ни Маклаков, ни Ивановы с охотником? Чешуйка в суматохе выпала в траву. Он быстро поднял её, помог уговорить отца погрузить тело на подъехавшую телегу, выслушать подоспевшей Ефросиньи вой и наконец показал находку Дрожжину.

– Эка… – тот утер рукавом проступивший пот от набирающей ход июльской жары, и, вернул чешую Илье. – Точно не рыбья. Толстая. У нас таких не водится, не водилось до сей поры. А рыбу я здесь всю наперечёт знаю. Эта точно не ейная. Сам же видишь.

– А чья? Только ты, Спиридон Захарыч, мне про нечистую силу не затягивай!

– И не собирался. Идти пора, полдня потеряли.

Богомолов осуждающе цокнул в спину удаляющегося за телегой Дрожжина, сунул чешую в зепь и снова раздвинул рогоз.

7.

Едва сомкнулись за спиной Богомолова стеною зеленые стебли, послышались возня и шёпот.

– Перестань, – тянул женский.

– Не перестану, – отвечал ему мужской.

– Ну хватит.

– Иди – ка сюда.

Отмахиваясь от мошкары, Илья вслушался в разговор. Голоса раздавались справа, почти у берега, но в этом месте он обрывался скоро, был заросшим и непроходимым, спуститься к воде, а её плеск был ясно различим, не было никакой возможности. Илья вертел головой, привставая на носки сапог. Вдруг у берега, где трава росла чуть реже, показалась черная мужская голова. Богомолов вытащил успевший увязть в грязной жиже сапог и устремился к ней. Голоса стихли. В траве замелькали цветастые концы платка, видимо, сидевшая у реки наскоро повязывала им голову. Через пару мгновений головы выросли и явили Илье парня и девушку. Ей было лет двадцать от роду. На полном лице – румянец во всю щеку, веснушки и игривый прищур зеленых глаз. Девушка, наклонив голову, заправляла мягкой ладонью последние рыжие прядки в платок. Мужчина был старше девушки, но ниже её почти на две головы, коренаст, в свежей рубахе, перехваченной пояском. Он едва успел отнять руку от дородной талии крестьянки, и сейчас трусливо заглядывал за спину надвигающемуся Богомолову. Его сапоги с низкими голенищами и новенький армяк, который тот прежде успел подхватить с земли, выдавали человека богатого и, судя по всему, не местного.

– Чего, сударь, изволите, – начал он первым, шагая Илье навстречу, – а? Ваше высокоблагородие? – судя по всему крестьянка успела шепнуть ему, что за человек потревожил их в утренний час.

Илья отвечать не спешил. Он рассматривал укрывшийся в зарослях кукушкиного цвета наскоро сколоченный спуск к воде. Тут было всего несколько досок на бревне, а рядом, нечто вроде скамеечки. Оказывается, эта часть берега давно обжита. Богомолов ухмыльнулся. Обычно Низовские ребята не ходили с девчонками к реке, а после гуляний миловались у старой ветряной мельницы, стоявшей на невысоком холме в трех верстах от раскинувшегося пшеничного поля.

– Изволю искать убийцу старшего сына Маклаковых. – Без церемоний ответил Богомолов, – Слышали иль видели чего? Давно тут сидите? – Обратился он к девушке.

– Кого убийцу? – Выдохнул парень. Его красивое лицо переменилось из надменного в озадаченное. Девушка при этом налилась краской, опустила глаза и оправила запачкавшийся землей сарафан. От Ильи не укрылось, что новость крестьянку не удивила.