– Ну и, конечно, ваша дочь будет довольна: герцог молод, красив, умен, к тому же обладает всей полнотой власти. Лотарингия не так далеко от Парижа, и ее высочество сможет часто вас навещать.
– Хорошо, – кивнула Екатерина, – я подумаю.
Через неделю королева дала согласие на брак принцессы Клод с герцогом Лотарингским.
Несколькими днями позже Франсуа шел по дворцовому коридору и увидел впереди Диану. Она тоже его заметила и остановилась, ожидая его приближения.
– Вы все-таки смогли убедить королеву, Легран. – Ее красивые губы скривились в насмешливой улыбке. – Я весьма довольна вашей услужливостью.
Кровь бросилась Франсуа в лицо. Ему безумно захотелось ударить герцогиню, но он, конечно, сдержался и холодно произнес:
– Меня зовут шевалье де Романьяк.
– Да что вы? – издевательски воскликнула Диана.
– Именно так. Титул и имя я получил за заслуги перед Францией. Так что оставьте этот тон, мадам.
Диана рассмеялась:
– Позвольте мне самой выбирать тон для разговора с безродным лжецом. А теперь идите, пока кто-нибудь не увидел нас вместе и не донес вашей обожаемой купчихе.
Еле сдерживаясь, Франсуа смотрел в ее насмешливые глаза. Господи, как было бы хорошо разорвать ее на куски! Диана вдруг перестала смеяться и, брезгливо скривив губы, сказала:
– Убирайтесь! Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Она смотрела на него с отвращением, как на какое-то гадкое насекомое, и под ее взглядом бешенство Франсуа вдруг испарилось. Кулаки его разжались, он повернулся и пошел прочь.
Следующие полтора года стали для Романьяка настоящей пыткой. Он вынужден был выполнять приказания ненавистной герцогини, каждый раз предавая при этом королеву. Надо признать, требования Дианы не были чрезмерными – она вынуждала Франсуа то выкрасть нужное ей письмо, то постараться склонить Екатерину к какому-либо решению. Королева догадывалась, что в ее окружении снова появился соглядатай, и не раз просила «любезного брата» отыскать его. Франсуа вяло симулировал деятельность по поискам шпиона, а сам мучительно думал, как избавиться от шантажа.
Но Диана не собиралась выпускать из когтей свою жертву и раз в месяц-два требовала оказать ей очередную «маленькую услугу». И Франсуа снова и снова шел на подлость, каждый раз убеждая себя: «Это не моя вина. Я просто вынужден это делать». Он не желал признавать очевидное – шантаж стал возможен только благодаря тому, что сам он изначально пошел на обман. Тем не менее чувствовал он себя прескверно, не последнюю роль играло и чувство постоянной униженности. Десять лет Франсуа боролся с герцогиней, и вот теперь она победила, а он вынужден делать все, что она хочет. «Я должен, должен что-то придумать, даже если мне придется ее убить!»
Еще до взятия Кале Франсуа просил позволения королевы присоединиться к действующей армии, но снова получил отказ. И лишь когда в феврале 1559 года он в третий раз обратился к ней с той же просьбой (не в последнюю очередь потому, что страстно желал избавиться от гнета Дианы), Екатерина скрепя сердце дала согласие, но с условием, что «дражайший брат», никогда не воевавший, пройдет соответствующее обучение. Франсуа согласился и, вспомнив, как на учениях в ордонансной роте ему нравились тренировки с копьем, принялся восстанавливать былые навыки.
Однако и Испания, и Франция были истощены войной. Денег не было, многие талантливые военачальники томились в плену. Кроме того, в обеих странах поднимал голову «внутренний враг» – протестанты, и стороны сочли за благо закончить войну. Весной 1559 года во французском городе Като-Камбрези был подписан мирный договор. В знак дружественных намерений Генрих предложил в жены недавно овдовевшему Филиппу Испанскому свою дочь Елизавету, а герцогу Эммануэлю Савойскому – сестру Маргариту.
В мае Диане де Пуатье потребовалась очередная «маленькая услуга»: Романьяку было велено выкрасть письмо, пришедшее накануне из тюрьмы Шатле, до того, как его прочитает королева. Франсуа снова пришлось согласиться. Он незаметно забрал письмо и положил к себе в кошель. Но, повинуясь внезапному порыву, он сломал печать, чтобы ознакомиться с текстом.
Это было прошение о помиловании, направленное королеве находившимся в Шатле узником по имени Антуан де Леруа. Ниже была коротенькая приписка от имени отца узника, Филиппа де Леруа, с перечислением его заслуг перед Францией и нижайшей просьбой помиловать приговоренного к казни сына.
У Франсуа потемнело в глазах. У Филиппа есть сын! От кого? Может ли матерью узника быть Женевьева? Ежели так, то этот самый Антуан – его единоутробный брат! О господи, и этого самого брата должны вот-вот казнить! Мысли заметались. Нужно немедленно все выяснить. «Если он действительно сын Женевьевы, то я обязан его спасти!»
Менее чем через час Франсуа стучался в знакомую дверь на улице Сен-Поль. Филипп был дома. Увидев гостя, он с радостным удивлением воззрился на него.
– Мессир де Леруа?
– Да, сударь. Прошу вас, чувствуйте себя как дома.
Франсуа не подозревал, что еще в прошлый раз Филипп узнал его. Усевшись в гостиной, гость принялся объяснять: