Проклятый дар

– Клятву, брат, даю тебе нерушимую. Ежели стану царем, Димитрия не трону.

* * *

Ранним утром следующего дня князь Василий Иванович Шуйский садился в сани, чтобы ехать в церковь. Лет сорока пяти, среднего роста и телосложения, с длинной окладистой бородой и суровым взглядом, он был одним из знатнейших бояр Руси. Род Шуйских состоял в родстве с Рюриковичами, чем князь Василий очень гордился.

Кутаясь в богатую, усыпанную драгоценностями соболью шубу, он уселся в сани и уже готов был крикнуть вознице «Трогай», как вдруг услышал за спиной:

– Здрав будь, боярин.

Князь обернулся и в сумрачном предутреннем свете разглядел стоящего сбоку мужичка в тулупе и валенках. Василий узнал Яшку Кулака, стольника из дома Андрея Щелкалова. Тот когда-то был думным дьяком и главой Посольского приказа, человеком огромной власти. Но год назад впал в немилость, и царь Федор, по наущению Годунова, от всех должностей его отстранил. Тем не менее Шуйский по-прежнему его побаивался и на всякий случай пристроил среди челяди Щелкалова соглядатая, который доносил ему обо всех событиях, случавшихся в доме дьяка. Это и был Яшка Кулак.

– А, это ты, – пробормотал Василий, – с чем пожаловал? Сказывай скорее, на заутреню опаздываю.

– Я, боярин, с вестью великой, – притоптывая на морозе, вполголоса начал Яшка. – Насилу до утра дотерпел, хотел к тебе сразу бежать.

– Ежели ты о том, что царь Федор давеча преставился, так был я при этом.

– Вечор приезжал старший Романов к хозяину…

Шуйский перегнулся через бортик саней, чтобы лучше слышать Яшку, и знаком приказал ему говорить шепотом.

– Ну? Да сказывай же, лихоимец!

– Руга-алися они – страсть. Федор Никитич все баял, что, мол, царем стать хочет, и уговаривал хозяина помочь ему супротив Бориса Федорыча, Годунова то есть. А Щелкалов кричал, что не бывать этому и пока, мол, царевич Димитрий жив, никому, окромя него, не царствовать. И что, дескать, не для того они его от убийц спасали, чтоб ныне, когда время его пришло, о нем позабыть.

Даже в сумерках было видно, как побледнел Шуйский. «Господи! А ведь тогда еще болтали, что, мол, царевич во гробе сам на себя не похож! Неужели проклятые Романовы одурачили меня?!» Кое-как справившись с волнением, он спросил Яшку:

– Всё? Больше ни о чем не говорили?

– Хозяин сказывал, что сам за царевичем поедет. Мол, после такого коленца веры нет никому. Так прямо и заявил: сам поеду, и никто меня не остановит.

– А куда, куда поедет-то, не сказал? – нетерпеливо спросил Шуйский.

– Вот этого не ведаю, – развел руками Яшка.

Над Москвой раздался колокольный звон: звали к заутрене. Кинув Яшке две серебряные копейки и строго приказав обо всем услышанном не болтать, Василий крикнул вознице «Гони», и сани исчезли в предутренней дымке.

* * *

Двумя неделями позже в палатах Федора Никитича на Варварской[31] улице собрались пятеро братьев Романовых: сам хозяин, Михаил, Александр, Иван и Василий. Плотно закрыв дверь, Федор сказал:

– Братья мои, вечор получил я худую весть: убит Андрей Щелкалов.

Никитичи дружно ахнули, перекрестились и затихли, ожидая продолжения.

– В день, когда почил государь наш, поехал я к Щелкалову и предложил наш план. Но он словно белены объелся, решительно все отверг и сказывал, что, мол, только Димитрию на Руси править, иному никому. И посулил на следующий же день самому за ним в Ильинский монастырь отправиться. А давеча мне донесли, что найден он мертвым у Можайска.

Михаил тревожно вскинул голову:

– Федор?!

– Да нет же, нет, Миша, – успокоил старший брат, – не я это. Потому и позвал вас. Андрей Яковлевич в запале так громко кричал, что весь дом слышал про Димитрия. Вот и подумалось мне: кто-то из челяди донес либо Борису, либо Шуйскому, тот и приказал Щелкалова сгубить.

Александр, высокий широкоплечий красавец, осторожно спросил:

– А ты уверен? Мертвый – это еще не убиенный.

– Пытали его, Алексашка. И нашли привязанным к дереву. Видать, хотели вызнать, где Димитрий сокрыт, да не рассчитали, что Андрею Яковлевичу годков-то уж сколько. Он и помер, не выдержав, и, думаю, про Ильинский монастырь ничего не сказал.

– Чего ж тогда нам беспокоиться? – недоуменно спросил самый младший из братьев, Василий.

– А того, – вздохнул Федор, – что кто-то о Димитрии разузнал. Борис ли, Шуйский ли, пока неведомо, но чую, ждать нам теперь беды. Наверняка к нам уже и соглядатаев приставили, так что за царевичем ехать нельзя никому. И всем вам велю стеречься, чтоб ничем более себя не опорочить.

Уставившись неподвижным взглядом в расписную стену, Иван угрюмо пробормотал:

– Да теперь уж стерегись, не стерегись, все одно. Изловят да силой про Димитрия все и выпытают.

– Нет, братья, – возразил Михаил, – должны мы насмерть стоять, что ничего про него не знаем. Неможно нам выдать царевича. А что изловят – так это мы еще посмотрим. Бог даст, Федор наш станет царем, и страшиться нам будет нечего. А вот коли выберут, паче чаяния, Бориску, тогда да… тогда держись.