Проклятый дар

Провожая Нострдама к выходу, Франсуа увидел горничную, которая передала пожелание госпожи видеть их. Друзей провели в большую гостиную, где за вышиванием сидела супруга графа Франсуаза.

При виде эскулапов дама вскочила и бросилась к ним, заламывая руки:

– Скажите, бога ради, скажите мне, что есть надежда, господа!

Врачеватели поклонились, и Нострдам сделал шаг назад, предоставляя Франсуа право ответа. Тот промолвил:

– Мадам, надежда всегда пребывает с нами. Не буду скрывать: положение непростое, но ежели его сиятельству удастся пережить завтрашний день, моя надежда возрастет многократно.

Графиня, рыдая, уткнулась в платок и жестом приказала им удалиться.

В течение четырех дней Франсуа боролся за жизнь губернатора без отдыха и почти без сна. Он приказал поставить рядом с постелью Клода Савойского походную кровать для себя. В спокойные минуты, когда граф находился в забытьи, Франсуа мог прилечь, все остальное время он неотлучно находился при больном, пичкая его пилюлями, делая обтирания, заставляя вдыхать пряный запах трав, меняя его простыни и сорочки. К утру пятого дня стало понятно: губернатор выздоравливает, Франсуа сумел выходить его. Но сам заразился.

* * *

Клод Савойский не позволил перевезти доктора Леграна домой. Он выделил гостевую спальню, где врачеватель был размещен со всеми удобствами, насколько это было возможно в его положении. Тут же послали за Нострдамом. В ожидании друга Франсуа, попросив принести свою суму, тут же засунул в рот сразу несколько розовых пилюль и приказал обтереть себя уксусной настойкой. Тем временем прибыл Мишель. Широкими шагами подойдя к постели, он взял Франсуа за руку и медленно, почти по слогам, произнес:

– Легран, не сомневайтесь, мы выкарабкаемся.

Это «мы» тронуло Франсуа до глубины души.

И снова началась борьба со смертью, но на этот раз ставкой была жизнь Франсуа. Нострдам разрывался между своими пациентами и другом, забегая к нему несколько раз на дню. С вечера и до утра Мишель не отходил от него ни на шаг, пытаясь каждое мгновение обернуть к пользе больного. Пилюли, настойки, растворы, травы сменяли друг друга бесконечной чередой.

Франсуа била жестокая лихорадка. Когда он был в сознании, его мучила боль в груди и кашель, он задыхался. Периоды возбуждения сменялись слабостью, вслед за которой приходило беспамятство. В бреду ему мерещилась закутанная в черное фигура и мертвенно-бледное лицо под надвинутым капюшоном. Она протягивала к нему свою руку-кость и нараспев декламировала:

Настанет день, и я приду за каждым.
Кто будет следующим? Возможно, ты?

– Нет! Нет! – хрипел несчастный, пугая задремавшего в кресле Нострдама, и с трудом возвращался в реальность.

В минуты просветления Франсуа пытался решить, что ему следует предпринять для спасения. Он знал чудодейственное заклинание и в любой момент мог поменяться местами с Нострдамом, но эта мысль была ему глубоко противна. Он чувствовал, что не вправе забрать жизнь столь великого человека, а самое главное – Мишель был его другом. Конечно, если дела будут совсем плохи… «Нет, только не это. Слуги, губернатор или любой, кто подойдет ко мне, только не Нострдам. Только не он… не он… Так что же? Выходит, я уже готов убить кого-то ради собственного спасения?! О Господи, прости меня!»

И он снова погружался в беспамятство.

Франсуа не пришлось делать свой страшный выбор. Три дня спустя стало ясно, что болезнь отступает. Заметив, что и температура приходит в норму, Нострдам с облегчением вздохнул и отправился проведать губернатора. Тот уже казался совсем здоровым, и лишь небольшая слабость напоминала о недавнем страшном недуге.

Как только позволил Нострдам, граф тут же появился у постели Франсуа, осторожно взял его за руку и проговорил:

– Друг мой – вы ведь позволите мне так вас называть? Не могу выразить словами свою благодарность, но поверьте моему слову: я найду способ отблагодарить вас. Отныне и навсегда я ваш преданнейший друг! Чуть вам что-то понадобится – лишь дайте мне знать, и я почту за величайшее счастье устроить вашу просьбу. А сейчас молю вас остаться в моем доме и жить здесь, сколько вам захочется.

После ухода графа измученный, но воодушевленный Нострдам стал рассказывать Франсуа новости:

– Чума резко пошла на убыль, мой дорогой Легран. Холода и наши усилия сделали свое дело. Город выздоравливает, жители уже начинают возвращаться. Городской совет в восторге, установил нам пожизненную пенсию. Если бы не пост, эти господа уже сейчас устроили бы праздник, но придется им подождать до Рождества. Еще неделя, и с мором будет полностью покончено. Я сам довершу дело, вам не стоит беспокоиться.

* * *