За тихим голосом тат-алуфа можно было легко различить ритмичное чавканье вертолетных винтов. Генерал либо летел на «вертушке», либо рядом с ним разогревал движки «черный ястреб».
— Ты где? — спросил Рувим.
— На авиабазе «Неватим».
— Удачно. Я недалеко. Чуть в стороне от Первой дороги.
— Ну, у нас тут все недалеко, — сказал Меламед серьезно.
— Ладно, Гиора, я коротко. Подробнее будет при встрече. Ты ничего не слышал? Не было никаких странностей в приказах за последние дни?
— Ты о чем?
— Никто не приказывал ослепнуть и оглохнуть? Ты что-нибудь о событиях на Мецаде слыхал?
— А должен был?
— Наверное… Так слышал? Или нет?
Меламед внимательно обдумал вопрос — неторопливо, со всех сторон, обстоятельно.
Рувим даже представил себе, какое при этом у генерала сосредоточенное лицо — он все воспринимал с абсолютной серьезностью.
— Ничего такого. Тревожных сводок не было. Два дня назад нам сказали не обращать внимания на некоторые непонятки у границы с Иорданией, у Мертвого моря. Вроде бы какие-то учения десантников-парапланеристов… Больше ничего не припомню.
— Ну, и были непонятки?
— Нет… наверное.
— И никто не передавал, что на Мецаде расстреляли археологическую экспедицию?
Меламед опять замешкался, размышляя, и лишь потом произнес своим тихим, почти нежным голосом:
— Нет. А что, собственно, произошло, Рувим?
— На Мецаде расстреляли археологическую экспедицию. Мою экспедицию, Гиора.
— Ты, как я понимаю, жив?
Вопрос был, что называется, в стиле… Абсолютная серьезность Меламеда иногда граничила с идиотизмом, может быть, потому некоторые сослуживцы считали генерала очень остроумным человеком.
— Догадка правильная. Я пока жив. Со мной мой племянник с Украины и ассистентка — им тоже повезло, но не факт, что мы дотянем до утра. Остальных моих ребят убили две ночи назад.
— Могу я спросить — кто убил?
— Можешь спросить. Только я до сих пор не знаю, кто. Парашютисты. Ты представляешь себе — ночной парашютный десант на Мецаду?
— С точки зрения тактики — полное безумие.
— Гиора! Да вникни ты, наконец! Я тебе не о тактике говорю. Я говорю, что моих людей убили парашютисты. Мы бежали. В пустыне мне повезло допросить одного из тех, кто нас преследовал. Ты только не подумай, что я схожу с ума, но оказалось — за нами гонится группа наемников.
— Международный заговор? — спросил Меламед без тени иронии в голосе.
— Похоже. Не уверен, что заговор, но то, что международный… На Мецаде мы нашли мелкие артефакты. И рукопись, которой 2000 лет. Думаю, что все случилось из-за нее.
— Гм, — сказал генерал.
За его спиной молотил лопастями горячий воздух Негева «черный ястреб», пилоты уже сидели в кабине.
— Извини меня за бестактный вопрос, — продолжил тат-алуф. — А что в этой рукописи такое… Впрочем, это неважно. Если за тобой охотятся из-за нее, для кого-то она, несомненно, ценна. Но устраивать цирк из-за кучки рваных кож? Никогда не пойму! Меня удивляет ночная выброска на нашу территорию, но еще больше меня удивляет цель, с которой она проведена. Я никогда не слышал об операциях такой наглости и размаха, в результате которых десантники возвращаются домой с книжкой! Я верю тебе, Рувим, но если все это правда, то почему слышу я об этом не от разведки, не от своих подчиненных, не из прессы, в конце концов, а от тебя? И именно это заставляет меня думать, что ты не бредишь!
— К сожалению, я не брежу…
— А уж как я об этом жалею! Можешь побыть на линии?
— Конечно.
— Тогда побудь, пожалуйста.
Рувим оглянулся. Неподалеку от него (тоже в тени — даже вечернее солнце все еще палило нещадно) стоял Зайд, если не смотреть на морщины, иссекавшие лицо, такой же, как и много лет назад, когда он только ему одному известными способами находил путь среди пустыни — сухой, высокий и спокойный. И все-таки чужой. Пусть не совсем, но чужой.
— Я его знаю? — спросил он негромко.
— Меламед… — ответил профессор.
— Он теперь целый генерал. Привет передашь?
— Считай, что передал.
— Машина за сараем, ключ в зажигании. Я сказал Якубу, чтобы заправил по пробку. Пикап старый, но другого нет.
— Спасибо, Зайд.
— Оставишь жестянку в городе, только ключ под коврик, а то братья угонят.
Он ухмыльнулся краем рта.
— Я заявление об угоне завтра подам. Так, с этим — всё! Вот деньги за вездеходы.
— И за это спасибо.
Зайд пожал плечами.
— Тут благодарить не за что. Ты — продал, я — купил. Выгодно.
— Слушай, сержант, — сказал Рувим, щурясь от яркого света. — На вопрос ответишь?
Бедуин кивнул.
— А если бы мне было нечего продать? Вот пришел бы я к тебе голым и босым — ты бы помог? Или прогнал?
Зайд пожал плечами.
— Ты не пришел ко мне голым и босым. Что говорить о том, что не случилось?
— И все-таки?
— Думаю, что помог бы, — пожал плечами Зайд. — Но… — тут же поправился он, — машину бы не дал.
Трубка в руках у Рувима заквакала.
— Я здесь, здесь… — сказал он в микрофон. — Да, Гиора, я тебя слушаю!
Тат-алуф уже сидел в кабине вертолета, и «черный ястреб» стремительно скользил над желто-красной землей в сторону Беэр-Шевы.