Может быть, Флавию показалось, но в тот момент он готов был поклясться, что в глазах старика промелькнули искорки смеха.
— Мне не впервой говорить с проклятым.
Иегуда попытался приподняться, но попытка получилась неудачной, и старик застонал, вновь опускаясь на землю.
— Поможешь мне сесть?
— Попробую…
Когда человек, не так давно раненый в ногу, помогает человеку, только что раненому в бок, на мгновенный успех рассчитывать трудно, но Флавию удалось посадить старика, хоть и с третьей попытки.
Пахло от незваного гостя тяжело — старостью, немытым телом, кровью и паленым волосом. Но дыхание не было зловонным, как того можно было ожидать, и зубы у старца сохранились на удивление, хоть справа не хватало клыка. Бен Маттиаху видел людей втрое моложе его, у которых во рту не оставалось ни одного целого зуба — лишь черные сгнившие пеньки.
Усевшись спиной к стене походного шатра, раненый выровнял дыхание и посмотрел на Флавия снизу вверх. С любопытством посмотрел, без ненависти, но и безо всякой симпатии.
— Ты знаешь, кто я, — констатировал императорский еврей, — а вот я тебя не знаю. И не уверен, что хочу знать, кто ты и откуда…
— Не знать проще, — согласился старик и улыбнулся, отчего пузыри ожогов на его правом виске сморщились. — Но если хочешь — спроси, и я отвечу. Только вот что тебе скажет мое имя? Я не купец и не банкир, как мой отец. Я не священник первой череды. Я давно уже никто. Хоть мать говорила мне, что наши предки были влиятельными людьми, но она давно спит на кладбище в Александрии. Так давно, что ее пелены окаменели. Мне никогда не узнать, что она имела в виду.
— Твое имя? — спросил Флавий.
— Иегуда, сын Иосифа.
— И это все?
Старик попытался пожать плечами, но тут же застонал от боли в боку.
— Что еще ты хочешь знать? У меня нет титулов. У меня ничего нет…
— У тебя было вот это…
— Сика… Конечно. Это мой кинжал.
— Это не кинжал, — проговорил Флавий зло. — Вот это, — он показал на висящий на центральном столбе пугио, заключенный в кожаные ножны. — Это — кинжал. А это — жало подлого убийцы…