Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 2

Хуже всего было то, что причина происходящего оставалась непонятна. Кто-то куда-то бежал, кто-то кого-то топтал, горели дома. Страшно и безлико, как осенний прибой, ревела толпа неподалеку, но против кого был обращен гнев озверевших людей, Иегуда понять не мог. Простой здравый смысл подсказывал ему, что двигаться дальше — безумие, он даже порывался сказать об этом Мириам, но видел ее полные отчаяния глаза — и слова застревали в горле.

Улица закончилась рыночной площадью, на которой этим утром торговали рыбацким уловом и зеленью. Над мощеными мостовыми еще стоял крепкий запах требухи и просоленных сетей, из каменных горшков душно пахло рыбьей кровью, и чешуя блестела на камнях каплями воды. Обыкновенно к ночи площадь пустела, чтобы ожить ранним утром, когда с моря вернутся первые лодки и на рынок потянутся покупатели. Сейчас же, несмотря на поздний час, тут было многолюдно. Основные события разворачивались выше, в квартале ремесленников, примыкавшем к храму Артемиды слева, и на улицах, занятых лавками, опоясавших огромное строение. На рыбном рынке суетились те, кто успел уйти от храма до того, как начались беспорядки — те, кому повезло. Испуганные дети, женщины, старики, перепачканные сажей мужчины, все одетые наспех, растрепанные и растерянные, походили на беженцев, каких Иегуда видел в Кейсарии после еврейских погромов — кое-кто даже тащил с собой узлы со скарбом и коз на веревках.

Здесь Мириам с Иегудой натолкнулись на воина из городской стражи — побитого, безоружного (у него отобрали дубинку и сбили с головы шлем), но живого.

— Минеи… — выдохнул он в ответ на вопрос Иегуды. — Это минеи…

— Не может того быть! — быстро сказала Мириам. — Минеи никого не трогают, они мирные люди!

— Ага… — согласился стражник, обиженно сверкая заплывшим глазом. — Мирные… А как же! Едва ноги унес… Ты, госпожа, наверное, еще не видела, что они наверху творят!

— Что творят? Что произошло?

Стражник хлюпнул сломанным носом, утер кровавую соплю грязной ладонью и осторожно потрогал вздувшуюся правую щеку.

— Жгут лавки минеи ваши. Книги жгут прямо у храма. Храм пока не трогают, но порази их Зевс, если захотят…

— Дас чего они стали все жечь? — перебил его Иегуда. — Что случилось?

— С чего, с чего?.. — зло прошамкал тот разбитым ртом. — Вчера лавочники пытались побить их главного… Он опрокидывал столы с товаром, оскорблял Артемис, кричал, что она колдунья и все, кто торгует ее изображениями, — колдуны.

Он нещадно шепелявил, глотая согласные, и морщился от каждого слова — удар явно повредил ему челюсть.

— Побили? — спросил Иегуда, оглядываясь по сторонам.

— Куда там… — ответил стражник, качая крупной лобастой головой, покрытой разводами пота и пепла. — Сбежал, собака! Его люди загородили дорогу, не дали страже его задержать.

Он снова потрогал щеку и скривился от боли.

— Да и задержали бы… Что толку?

— И как его зовут? Главного? — поинтересовалась Мириам неживым голосом.

— Да кто его знает? Кажется, Шаул…

Мириам бросила на Иегуду быстрый взгляд.

— Шаул? — переспросил тот. — Кто такой?

— Какой-то еврейский пророк, — стражник сплюнул темным и смахнул с губ длинную тонкую струйку окрашенной кровью слюны. — Говорят — колдун! Одним словом изгоняющий злых духов.

— Так колдун или пророк?

— Да может, и то и другое! Кто этих евреев разберет? Может, и правда, что колдун… У нас тут каждый десятый колдун или ученик колдуна, или сын… И этот Шаул — он неизвестно кто таков. Слышал только — здешние иудеи его не признают и не любят. Он сначала проповедовал в синагоге, но потом его прогнали. Так он начал проповедовать в сходе[78] у Тиранна. Уже года три, как тут проповедует…

На этот раз уже Иегуда посмотрел на Мириам и переспросил:

— Три года?

— Ага, три! Да я сам ходил его слушал. И жена ходила. Ей рассказывали, что он от бесплодия лечит, так она и пошла… Он в доме Аквиллы остановился, а проповеди свои читал в схоле. Мы до него к самому Балбиллу[79] ходили, а все без толку, только деньги ему отдали…

Чувствовалось, что стражник натерпелся страху и теперь его несло. Он и сам понимал, что его несет, захлебывался в потоке слов, перепачканных кровавой слюной и пересыпанных зубным крошевом, но остановиться не мог. Такое часто случается с людьми, чудом избежавшими смерти.

Гарью тянуло все сильнее и сильнее. Иегуда оглянулся — через проулок, ведущий к Лиману, стал виден дом, около которого пылал костер с человеческий рост. Вокруг огня кружились тени.

— …говорил я ей, дуре, — ныл охранник, — что даром ходим! Говорил! Так нет! К Шаулу потянула!

— Помолчи! — приказал Иегуда, и стражник сразу же умолк, как обрезало, но при этом тихонечко завыл.

Получилось очень жалостливо.

— Благодари Зевса, что жив остался. Кто руководит всем?

— Никто, — выпалил стражник мгновенно, словно ждал вопроса. — Люди сами…

— Так не бывает, — возразил Иегуда, кривя рот. — Когда люди выходят на площадь, это значит, что их кто-то туда послал.

— Шаул сейчас проповедует на Агоре…